Дневник художника Алексея Акиндинова за период с 1996 по 1997 год.

dnevnik akindinov 1996 97От автора: На тот момент мне было 19-20 лет. В этих дневниках я написал про: обучение в Рязанском художественном училище, поиск нового стиля в искусстве, первое признание моего творчества со стороны педагогов и студентов РХУ, триумф на одном из просмотров, поиск любимой девушки, достижение долгожданной ответной любви, и про первую интимную близость. Этот текст не для читателей до восемнадцати лет, - так как в нём содержатся сексуальные сцены. Одна из любовных историй имеет испытательный характер, так как после знакомства с этой девушкой, я на следующий день узнал, что она смертельно больна и мне предстояло сделать выбор – оставить мало знакомую девушку, или достойно принять её такой, какая она есть. Отраженные события не являются развлекательными. При создании дневника, у меня не было мыли о читателе, но была цель откровенно и подробно для самого себя описать события собственной жизни. Имена любимых девушек изменены.

Впервые текст опубликован на этом сайте здесь 14 августа 2015 года. Подтверждение даты опубликования и архивированная копия на сайте http://www.webcitation.org/ здесь>>>

При перепечатке и цитировании текста обязательно следует указывать источник в виде «www.AkinDinov.com © А. П. Акиндинов»

Начало дневников.

20 июля 1996 год.

                              Хотелось бы в эти последние недели перед началом учёбы, заняться чем либо полезным. Например – заработать деньги. Но я как слепой, которого везли куда-то, потом высадили на незнакомом перекрёстке, не дав направление.

                              Мне нравится, когда зимним морозным, ясным воскресным полднем, где то во дворе, кто то, повесив на трубу для белья разноцветный ковёр, выбивает из него пыль. Ковёр светится в лучах солнца. Он взрывает белоснежное ослепительное однообразие разноцветными узорами -  красным, синим, черным. Сложные переплетения которого, создают великолепный индийский экран – окно, на фоне безупречно - голубого неба. Визуальное действие сопровождает звуковой ряд – удары пластмассовой выбивалки. Они похожи на звук шаманского бубна, они будят меня по утру, одновременно вводят меня в транс. Я лежу в мягкой, уютной, тёплой постели, вдыхаю морозный воздух, который свободно втекает в открытую форточку моего окна. Вставать не охота. Натягиваю секунды на часы, они как резиновые шапочки растягиваются и послушно садятся на шляпки гвоздей – минут.  Но пора вставать, вскакиваю резко с правой ноги, показав голую спину новому прохладному дню. 

21 июля 1996 год.

                              Приснился красный, будто покрашенный кадмием красным, петух – ярко освещённый полуденным солнцем. Он летел над водой, вода была как весной в пруду – тёмная, синяя, со многими грядами волн. Петух летел без взмахов крыльев. Я летел метрах в трёх от него, с той же скоростью.

                              Потом мне приснилось, что я еду на лошади, у которой длинные, длинные ноги – метров десять. Оборачиваясь, вижу, как за мной на лошадях скачут красивые девушки. Спрашиваю у первой «Откуда вы?» Она «Мы с модельерного.» Сама она с длинными развивающимися черными волосами, тёмными глазами и бровями – настоящая чернушка. На ней одето лёгкое пурпурное платье, оно под мягким ветерком  облегает её совершенные и дерзкие формы. Мы проезжаем через асфальтированный мост, нагретый солнечными лучами. Останавливаемся, спешиваемся. Ждём. Мимо нас проезжают трамваи, затем мост разводится как в Петербурге. Беспокоясь о том, как бы моя спутница не упала, придерживаю её за талию и ручку. Смотрю в пропасть с абсолютно вертикальным спуском. Мы отходим от пропасти. Я целую девушку, ласкаю её шею, грудь, живот, она вначале пытается сопротивляться, но потом сдаётся под моим натиском.

                              Расшифровал сон. В разных сонниках толкование разное. Подруга сказала, что красный петух – это дьявол. Я прочитал в соннике, что петух это измена. Причем во всех сонниках. Лошадь белая – уже по разному – и друг и удача. Разводной мост означает, что на делах нужно поставить крест. Так я и сделал – с утра одел распятие.

                              В первой половине дня ездил к своей подруге – Салии (она тоже учится в РХУ). Писал её портрет на холсте - работаю над ним уже неделю. Писать портрет очень тяжело – куча замечаний от Салии, но всё по теме. Тяжело передать портретное сходство. Характер лица не её. Ухожу от неё каждый раз с тяжелым чувством. У меня такое ощущение, что я птица в клетке. Салия на меня сильно давит морально. Мы разные по своему складу и от этого постоянно спорим. Раньше я не имел такой привычки спорить.

                             Вечером приехала ко мне сестра, она спутала мои карты, так как я хотел выйти «на охоту» за девушками. Проводил потом Ольгу до остановки. Было холодно, шел дождь, было не по себе. Сегодня я так ничего не сделал толкового. По прежнему «качаюсь» - хожу в спортивный подвал РХУ. Вечером телевизионный репортаж с Олимпиады в Атланте. Хочу посмотреть выступление тяжелоатлетов, жду до ночи, а их всё не показывают и не показывают.

                             Пишу картину, где изобразил выступление штангистов. У штанги стоит тяжелоатлет, я в него вложил свои портретные черты, стадион тёмен, но кажется, что видно каждого зрителя. Сияют огни реклам и прожекторы. Свой автопортрет под кустом шиповника дописал, оживив его шестью маленькими берёзками на заднем плане, которые отражаются в маленьком озерке. Переписал небо, сделав растяжку цвета и тона более мягкой и сглаженной. Штангистов по телевизору ещё не показывают, уже совсем поздно, хочется спать.

23 июля 1996 год.

                       Выступления штангистов вчера так и не дождался. Утром позвонил Димке Куваеву. Его не было дома – он сдаёт экзамены в Суриковский институт.

Много гуляю в быстром темпе. Город хорош в своей вечерней красе, то тут то там светятся …ляди. Которые мечтают о том, что бы к ним подкатила машина побогаче, ну например «Девяноста девятка» с тонированными стёклами. Хорошо, что у «Запорожца» ещё не ставят тонированных окон, а то и в него бы лезли вкусные блудницы. Молодые девушки в подавляющем большинстве в нашем милом крае – веселухи.

                        В отношениях с Салией захожу в тупик, они всё напряженней и напряженней. Мне кажется – мы поссоримся. Портрет её ещё не дописан. Вдруг мы поссоримся и она его порвёт. Расстался бы я с ней без сожаления, оставив в памяти о ней только приятные моменты. С Салией я гений и одновременно тупица.

                        Самой сексуально – привлекательной девушкой для меня была моя однокурсница - Сурья; миниатюрная как куколка, с великолепно – стройными ножками, крепкими, как орешки - бёдрами, тонкой талией, с длинными (до попы) пышными рыже-русыми волосами она походила на лесную фею, её груди были как маленькие, круглые пирамидки с торчащими в стороны сосками. Глаза –  зелёные озёра в обрамлении длинных сосен – ресниц. Голос немного язвительный, соблазнительный с порочными интонациями.

                       Самая очаровательная шестнадцатиэтажка находится в районе «Дашково Песочня». Я называю её седьмой. Она напоминает по форме слона с большими ушами. Верх у неё очаровательно распух, великолепным серым наростом, который состоит из чердаков, балкончиков, роящихся на верхушке этого гриба. Этот дом великолепен, это памятник современной архитектуры. Как великолепно смотрелся бы целый ряд таких грибов. Моя страсть – многоэтажки. А хоботы- я забыл про хоботы этих слонов. Хоботы канализационными трубами выходят из этих домов, по ним стекает зловонная жижа, утекает далеко через поля в Оку. Диаметр труб более метра. Ока - моя старая бабушка.

25 июля 1996 год.

                          Многие ошибки и неудачи у людей происходят от того, что они относятся к жизни и проблемам слишком серьёзно. Многие гениальные и великие вещи начинались как правило с абсурда, шутки, неприемлемой нелепицы.

                          Сегодня вечером мне позвонил Дима Куваев. Он ездил в Суриковский институт, пытался поступить, не удалось. Но набрал большое количество баллов. Чуть, чуть ему не хватило. Он показал себя на высоком уровне. Рассказал о жизни в Москве, поведал о том, что бы жить там – нужно быть миллионером.

                          Сейчас смотрю, как из моей руки пьёт кровь комар, у него раздувается брюшко, лапы задние приподняты, хоботок воткнут глубоко в тело – примерно на три четверти его длинны. Напившись крови, он срывается и летит тяжело и грузно. Садится на край одеяла, я делаю хлопок, кровь рисует маленькую звёздочку на моей ладони. Кладу комара в эту тетрадь в том месте, где указываю стрелкой. Пусть он будет гербарием-комарбарием.

28 июля 1996 год.

                          Сегодня по телевизору наконец увидел выступление штангистов по телевизору. Весовая категория до девяноста одного килограмма. Приятно, что победил наш соотечественник – Алексей Петров. В последние дни на улицу не выхожу, отпускаю бороду. Делаю подрамники, натягиваю и проклеиваю холсты. Писал картину «Штангист». Внёс много исправлений: трибуны делал сферическими, а не краеугольными. Сверху, малым изгибом проглядывает небо позднего вечера. Трибуны кипят, шумят, волнуются. В толпу добавил несколько рекламных плакатов. Что бы уравновесить композицию написал несколько знамён на флагштоках. Когда писал знамёна, я не считал количество знамён. Обратил внимание на их число лишь тогда, когда мне об этом сказала мама. Их оказалось шесть. Это такой же случай, когда я писал деревца на моём «Автопортрете под кустом шиповника». Деревца писал, не считая их число, и случайно получилось шесть. Вспышки камер фотоаппаратов выявляют тёмные силуэты людей на трибунах.

                          Тренировки со штангой не бросаю, по прежнему «качаюсь». Тренируюсь каждый день. Иногда дважды в день. Интенсивность не более 8 тонн нагрузки в день (раньше доводил до 35 тонн). Прогресс малый, это в основном из-за плохого питания.

                          Моя семья – это в основном бедные люди. Мама вообще практически не ест, её рацион – чай с чёрным хлебом. Говорю, что так нельзя, чтобы она ела хоть немного из того, что перепадает мне. Но она отказывается. Она сильно похудела.

                          Сейчас слушаю радиоприёмник, сидя у себя и закрывшись, что бы не мешать спящим. Сижу, пишу и жду, когда начнут трансляцию с Олимпиады.

                          В живописи сейчас у меня несколько проблем, они имеют как технический, так и финансовый характер; нет денег, краски на исходе, особенно нужны белила. Они стоят двадцать тысяч рублей. Нет клея, что бы проклеивать холсты. Сами холсты на исходе.

                          В техническом (творческом) плане меня абсолютно не тревожат проблемы композиции, размещения «пятен» в холсте, или придумка сюжета. Но мне не хватает умения строить (рисовать), особенно тело человека. Не хватает умения также идеально подобрать  цвет к цвету, что бы было ощущение естественности. Нет проблем с напряженностью в холсте, с контрастами и тоном. Ещё в композиции у меня постоянная борьба с «анекдотом». Об этом мне  говорил ещё мой учитель – Виктор Корсаков. Когда изображаемое на холсте заставляет улыбнуться, а не задуматься. Но это опять же от неумения хорошо строить рисунок. Фигуры людей получаются карикатурные и смешные. В последнее время стараюсь прикладывать больше сил для работы над своими ошибками. На данный момент я заготовил восемь чистых холстов. Вот будет интересно – я готовлюсь к следующему курсу, а меня возьмут и не возьмут в РХУ после академического отпуска.

30 июля 1996 год.

                         С питанием сейчас у нас в семье очень туго. Денег нет. Есть нечего. Зарплату и пенсии не платят по полугода. Сегодня во время обеда принимал пищу с зажатыми ноздрями. Почему? Потому! Я ел свинину – ей было наверное более полугода, она была крепко посолена, а запах её был как из канализации, местами, на кусочках уже «сопливого» мяса виднелись синие разложившиеся пятна. Этот деликатес отцу удалось привезти из деревни.

                         Наконец сегодня посмотрел фильм «Качая железо». Он был на видеокассете. Посмотреть его удалось у Димы Куваева.

2 августа 1996 год.

                         Вчера поздно вечером я отточил свою идею о новой картине и уже около двенадцати часов ночи сделал несколько эскизов. Вначале в карандаше, затем акварелью с белой гуашью. Писал эскиз без ограничительных рамок, что бы уже потом найти нужный композиционный формат. Использовал всего три цвета: тёплый черный, синий и белый. Сюжет: Пустыня. В ней стоит на небольших (примерно по метру) стойках, плоскость. Она закреплена в середине. Конструкция напоминает детские качели или весы. Раскачиваемая плоскость имеет большой размер, шириной около трёх метров. Та плоскость доски, что ближе к зрителю, поднята, и на ней стоят «репинские» бурлаки. Они тянут за лямки огромный шар, диаметром метров восемь. Он белый и расположен пока на той стороне качелей. Ещё один шаг бурлаков, и центр тяжести шара переместится в сторону тянущих,  и он скатится на них. Шар символизирует Земной шар. Бурлаки – человечество. Смысл – безумие современного мира. Вдали пейзажа видны далёкие горы. Надо всем этим стоит ясное, безоблачное небо.

                          Днём мастерил подрамник, размер 72,8х76,2см. Это не легко – самому сделать большой, с несколькими крестовинами подрамник. Не хватило времени даже на тренировку. Идут секунды без часов.

4 августа 1996 год.

                          Есть нечего, настроение ужасное, злость, раздражительность. Ощущение провала в жизни, и что от тебя отвернулись все кроме мамы.

15 августа 1996 год.

                          Рабочее название картины «Закат человечества». Работа продолжается; натянул холст, проклеил его тремя слоями костного клея, предварительно зачищая высохшие слои наждачной бумагой. Оборотную сторону холста покрыл парафином. Это необходимо для того, что бы защитить холст от воздействия влаги. Для художника не секрет, что живопись на холсте можно легко уничтожить, полив на оборотную сторону кипяток. После такого вся поверхность картины сползёт как змеиная шкурка. Но вот беда, я не подумал о том, что нужно было покрывать воском холст только после того, как картина написана. Из за предварительной обработки тыльной стороны холста парафином, некоторые капельки проникли через грунт на наружную сторону. А это наверняка ухудшит сцепку красочного слоя с грунтом холста. Постарался убрать воск скипидаром и лезвием, но это удалось не очень хорошо. Грунт картины состоит из масляных белил смешанных с олифой. Наносил грунт тонким слоем.

                                 Ещё я решил, как будет выглядеть группа людей тянущих шар (в сюжете картины). Я отказался от цитаты Репинских бурлаков. Пришел к выводу сделать группу людей отчаявшихся. Рисовал их с опущенными головами, одного уже схватившегося за голову, у других – руки перед собой в согнутом виде упираются в лямки, руки согнуты так, что будто они молятся перед смертью.

                                 Показал работу своей подруге – Салии. Пригласил её домой, накрыл предварительно картину тряпкой. Мне было интересно посмотреть на её реакцию. Посадил Салию перед произведением, снял полотно. Следил за её реакцией. Она, увидев эскиз, слегка прищурилась, разглядывая сюжет. Потом на её лице я увидел восхищение, она сказала «Гениально!!!»

                                 Позже Салия посоветовала мне сделать группу людей с поднятыми вверх головами, и слепыми глазами, люди идут и не знают, что через миг они погибнут. А глаза должны быть у них голубые. Также она посоветовала написать людей близ самого шара, будто рождаемых им.

                                 Я же сейчас склоняюсь к тому, что бы сделать группу людей, идущих спокойно и тянущих лямку, будто выполняющих необходимый жизненный акт – как дыхание или питание. Люди спокойны, равнодушны, немного уставшие, тянут житейскую лямку.

                                 Портрет Салии пишу уже долго, долго. Работа не движется. По этому поводу мы постоянно ругаемся, и у меня ничего не получается. Мне плохо от этого - на днях был сердечный приступ, его рецидивы продолжаются и по сей день.

ПЕРВАЯ ИНТИМНАЯ БЛИЗОСТЬ.                               

                             Было это в тот день, когда Салия смотрела мою картину «Жизнь.» Я пригласил её в гости, с целью показать картину. Салие очень нравится моё творчество, она сразу согласилась прийти.

                             Перед тем, как завести её к себе в квартиру, я предупредил её, что живу не богато, и квартира моя её может разочаровать. Салия сказала, что это не важно. Я добавил: «Да, ведь мы не женихаться идём с тобой.» Салия переспросила «Что?» Я ей объяснил, что в переводе с деревенского сленга, «женихаться» обозначает – «заниматься сексом.» Салия при такой моей расшифровке загадочно улыбнулась.

                            Мы поднимались по ступенькам на второй этаж, ко мне в квартиру. Идя чуть за ней, я увидел, как она призывно закачала бёдрами, повернулась ко мне, и откинув длинный разрез юбки в сторону, показала мне свои стройные, крепкие ножки, и то, что она без трусиков. При этом она звонко и красиво рассмеялась. Я понял, что мы идём именно женихаться.

                            Зашли ко мне в комнату. Помню, через стенку слышал работающий телевизор, - по нему шла процедура инагурации Бориса Ельцина. Он протяжно тянул: «Кля-я-я-я-ну  ну-ну-у-у-у-сь…» Салия засмеялась от этого - я раньше часто ей пародировал Ельцина. Но сейчас мы с ней уже ни на кого не обращали внимания.

                           Салия расслабилась, сказав: «Как у тебя хорошо-о-о-о. Я теперь спокойна, у тебя очень надё-ё-ё-ё-жно.» Не снимая платья, она легла на кровать. Откинула в сторону длинный разрез юбки, который изящно обнажил её прекрасные, точеные ножки. Она потянула за юбку выше и открыла мне свой заветный треугольник. Салия простонала: «Я хочу-у-у-у.» Я не стал полностью раздеваться – снял только брюки. Она поглядела в мою сторону – чуть ниже пояса, довольно улыбнулась. Первый секс был как невесомость, как космос. Мы были словно вне времени. В этот момент смешались все органы чувств, превратившись в одно сильное страстное очень сочное и яркое ощущение.

                            Когда после секса мы улеглись рядом друг с другом и прижались друг к другу щеками, она прошептала: «Надо же, какие они стервы.» Я спросил: «Что?» Она продолжила: «Они мне сказали, что у тебя…» Я: «Кто они? Поподробней, пожалуйста!» Салия: «Девки, стервы в училище, представляешь, говорили, что у тебя…» Она почему-то ни как не хотела говорить, что такое у меня было или не было по заявлениям студенток РХУ. У меня в первый раз был секс и до этого, кто-то что-то знать обо мне не мог физически. А тут, по словам Салии, я понял, что девушки распускали обо мне какие-то нехорошие слухи. Сали продолжала: «А я им вчера сказала, что всё не так, как они говорят. Я тебя защитила, сказала, что у нас с тобой есть секс, и у тебя всё в порядке» Потом сладостно, уже мне, добавила: «Теперь я в реальности вижу, что всё у тебя в порядке, да ещё в каком!!!» Она звонко, с восхищением рассмеялась.

                           Мы с Салиёй так втянулись друг в друга, что не заметили, как наступила ночь. Пошел её провожать домой. Живёт она не близко. Успели на последний троллейбус. Довёл её до дверей дома. Она сказала: «Я постараюсь в следующий раз быть поживее, - не лежать бревном, я много чего умею, потом покажу. Тебе очень понравится.»

                          Никак не хотели расставаться, долго ещё обжимались в тёмном коридоре. Нам никто не мешал и Салия уже начала показывать мне, что она ещё умеет - мы не могли оторваться друг от друга. Но пришлось, - мама Салии услышала наши шорохи и стоны, открыла дверь и мы полуголые ввалились в прихожую. Её мама знала о нашем романе и не была удивлена такой сцене, но строго сказала: «Лёша, сейчас уже поздно, тебе пора домой.»

                          Было уже далеко за полночь. Из-за боязни, что моя мама с дедушкой будут волноваться, что меня долго нет, я постарался побыстрее оказаться у себя дома - всю дорогу быстро бежал. Утром почувствовал сильную, жгущую боль за грудиной.

                       

                       …Зная, что у меня был сердечный приступ, меня бросила Нелли. Она не знала, что я встречался с Салиёй, и вообще о ней ничего не знала. А Нелли Ёлёшина на тот момент была моей девушкой. Могу даже о ней написать.

                          Было это давно, ещё в январе. Вот 20-е января 1996 года. Думаю «Во что бы то ни стало надо познакомиться с девушкой». У меня уже образовалась традиция - несколько лет подряд в январе я знакомлюсь с будущими своими любимыми девушками.

                         Так, - в те же дни я подружился с Салиёй Алоевой (она учится со мной в РХУ на педагогическом отделении, но на курс младше). Можно даже сказать так – Салия подружилась со мной. Помню этот день: мы пересеклись на дороге, у Рязанского художественного училища, шел снег, а мы не смогли отвезти друг от друга взгляд - словно примагнитились. Заговорила первая она, спросила: «Ты сегодня пойдёшь на дискотеку?» Так и познакомились.

                         И вот наступило 21 января, воскресенье, начало отсчёта. Вечером еду в театр драмы, покупаю билеты на 25 января. Ещё не зная, кто со мной пойдёт, взял два билета. После сажусь в транспорт. Проезжаю несколько остановок, с намерением ехать домой. Намерение пропадает, - выхожу из троллейбуса. Перехожу на другую сторону улицы. Транспорт идёт с неё на северо-запад в район «Канищево». Стою. Наблюдаю. Снежок. Мягок. Тепло. Небо уже тёмное. Семь вечера. Вижу – девушка передо мной: глаза карие, игривые, вертится как юла. Оглядел её с ног до головы (она на меня не смотрела). Одета бедно. Можно попробовать познакомиться. Но что за беда – с ней рядом какая то пожилая женщина.  Медлю. Подойти не решаюсь.

                          Подъезжает «Икарус» с «гармошкой», двадцать шестого маршрута. Лавина людей врывается в него. Вижу свою цель, следую за ней. Она вошла и села. Становлюсь на круг. Перед этим мы обменялись с ней несколькими взглядами. Едем. Давка. Лицом ко мне, прижавшись, стоит пузатый и усатый мужик. Минут через пять начинаю чувствовать, как он легонько начинает прикасаться ко мне. Я отстраняюсь. Смотрю на свою избранницу, но мужик не умолим. Пытаюсь отвести свою нижнюю часть тела от него. Про себя думаю «может случайно, чем касается?» Но он приближается и продолжает свои прикосновения. Мне от этого очень противно, и остановка длинная, длинная; путь лежит через степь далёкую. Сказать ничего не могу, обледенел от шока, единственное, что могу делать – отстраняться.

                          Наконец подошло время остановки, и к моему счастью моя избранница тоже готовится к выходу. Многие выходят, мужик за мной. Я от него отстраняюсь и даю понять, что иду к девушке (не отводя от неё взгляд). Усатый пузач понимает, что ему со мной ничего не светит, и его спина скрывается в зимнем вечере за стволами деревьев.

                          Девушка стоит на остановке, подхожу к ней. Она повёрнута ко мне спиной. Я говорю ей «Девушка, давайте с вами познакомимся». Она оборачивается и меня словно пронзает молния. Мне сразу хочется сгинуть, убежать, забыть, будто и не было этого -  предо мною цыганка. При первом взгляде, издалека, её смуглые черты я спутал с вечерним закатом. Сейчас, при свете фонаря я впервые увидел, насколько она смугла и инородна мне. Тем не менее, выдавливаю из себя своё банальное: «Вы меня не бойтесь, я не бандит. Давайте с вами…» Она показывает мне на подъезжающий троллейбус и говорит, что ей надо ехать, я говорю: «Провожу?» Она: «Мне в «Недостоево.» Я: «Ничего страшного.»

                          Входим в салон, знакомимся. Её зовут Нелли. Говорил в основном я. Рассказал ей о себе. Мы сидели, за нами был пьяный мужик, он всю дорогу икал. Вышли на конечной остановке. Проводил её до дома, меня удивило, что она взяла меня под руку (как она объясняла через пять месяцев – было скользко). Шли по снегу. Мне понравился её разговор и голос, и она сама мне уже начинала нравиться. Говорил ей о своей выставке, картинах, работе. Оставил номер своего телефона, попросил, что бы позвонила мне. На том и разошлись.

                          Наступил новый день, а потом и ещё, Нелли всё не звонила и не звонила. В один из вечеров, дней через семь я сидел на постели, освещённый электричеством и рисовал. Сам был отчаявшийся на себя и на всё вокруг, решил изобразить это. Нарисовал девятиэтажные дома. У одного из домов в виде хвоста дракона канализационная труба. Рядом с ней, распласталось сердце с окнами. На нём вращаются клавиши от пианино. На фоне неба – два уродливых человека, которые тянут друг к другу руки. Они их сцепили. Один из монстров переплетён мускулами. Всё снабжено сложным узором и орнаментом. Рисуя этот рисунок, слышу телефонный звонок, подхожу к аппарату, поднимаю трубку. Девушка говорит «Лёш, ты меня не узнаёшь, это я – Нелли, мы познакомились недавно.»

                          Оказалось, что она лежит в больнице, в какой, она в начале не хотела говорить. Но я всё же вытащил из неё, что она лежит в онкологическом диспансере, и что у неё опухоль внутри правой верхней челюсти, и что ей будут делать операцию. Я сказал, что приду к ней. Она радостно переспросила «Придёшь!?» «Приду», повторил я. Мы условились на понедельник, - значит через три дня. Мы повесили трубки. Через час она мне позвонила, сказала, что у неё завтра до десяти будет профессорский обход, а потом она едет домой. Я сразу догадался и сказал, что приеду завтра, она радостно переспросила «Приедешь!?» «Да» - ответил я.

                          Так и началась новая история любви. Я ездил к ней каждый день, был с ней каждый вечер. Писал ей стихи. Старался оказывать ей как можно больше внимания и заботы. Врачи медлили с операцией. Мы с Нелей редко сидели в палате, чаще мы выходили в коридор и столовую. Там мы уединялись в тёплой темноте. Долго стояли, прижавшись друг к другу. Я согревал её зимними вечерами, осознавая, что они могут быть последние в её жизни. Старался дать ей всё что мог; тепло, ласку, любовь, что бы она только не отчаивалась, что бы у неё была воля к жизни. Она не знала, что знал я от её мамы: опухоль глубоко поразила ткани, и ещё год или два без операции - и смерть неминуема. Мне было вначале всё ровно, и чувства были лишь гуманистические. Потом я написал ей стихи своей кровью на «Валентинов день». Уже на второй или третий вечер наших встреч в больнице я признался ей, что люблю её. Сказал как обычно – не любя (всегда со мной так). Она ничего не ответила. Ну ладно, уже поздно и мне пора спать.

16 августа 1996 год.

                           Цель жизни в том, что бы быть в поиске цели…

                           Нелли была счастлива от меня, а я от неё. Холодными зимними вечерами мы стояли у окна тёмной столовой, обнявшись, согревали теплом друг друга. Бабушки выходили из палат и ходили туда – сюда, мимо стеклянных дверей столовой. Я чувствовал, их внимание приковывали мы. Мы были для них что то вроде последнего жизненного развлечения, которое было не на экране телевизора и не на сцене театра, а здесь, совсем рядом, в тёплой тёмной столовой. Это было каждый вечер, примерно с 19.00 до 22.00. Мы были развлечением для старушек, а я был отвлечением для Нелли. В один из вечеров мы даже выбрались погулять на улицу, долго бродили среди стволов деревьев и вечных небесных огней. Я подарил ей Венеру.

                          Сейчас сижу на своей постели и пишу эти строчки её авторучкой, она легка на ходу, но даёт слабый тон. Сижу, пишу, временами пью воду из чашки, которая стоит на полу на ковре. Ковёр устлан листьями травы, которая лечит раны, жаль что не раны души.

                          Подарил ей Венеру и себя, об этом писал в стихах кровью. Шли дни, я привык, что каждый вечер иду по снегу к онкологическому диспансеру. Нелли лежит в палате вместе со старушками. Свет ламп – ядовитый, дневной – не настоящий, будто лунный. Телевизор, принесённый кем то из родственников, привлекал внимание бабушек и Нелли. Когда приходил я, внимание переключалось на меня. В один из вечеров она мне подарила на 23 февраля авторучку, ту самую. Но не было пока двадцать третье, было девятнадцатое – она сделала это заранее. В этот день мы с ней условились пойти в театр двадцатого, и я должен был купить билеты. 

                          В театре на двадцатое число были билеты не по моему карману. Я не купил их. Двадцатого пришел к Нелли, сказал об этом. Она говорит «Завтра операция, мне сейчас надо принимать таблетки, готовиться к операции». Не смотря на это, мы всё же успели сходить на выставку картин, где были и мои, о которых я ей рассказывал. Зашли в кинотеатр «Ока.» Зрители уже мало ходят в подобные заведения. Нам не важно было, что в этот момент показывают, и мы попали на порно фильм «Созерцание страсти». Досмотрели его до конца. Проводил Нелли до больницы. И вот уже поздно, мне надо идти, а я не могу – что будет завтра? Говорю ей, что хочу прийти и быть рядом, пока идёт операция. Она этого не захотела, мы долго спорили об этом. Я сказал: «А вдруг что?» Она: «Тогда ты мне уже не поможешь». Мы расстались. Я шел по холодной ледяной дороге, меж тёмных аллей, и одиноких фонарей, не сдерживал слёз.

                         День операции.

                         С утра тренируюсь в течении трёх часов в спортивном подвале Рязанского художественного училища. Еду домой, снег тает, кажется, погода плачет. Проезжая мимо онкологического диспансера думаю, - вот её сейчас режут, а может быть… Нет, отгоняю от себя все мысли. Мне уже не тяжело. Кто-то отключил кнопку переживания. Так часто бывает; когда очень сильно и продолжительно переживаешь, то через несколько недель становишься не восприимчивым. Подъезжая к остановке, вижу, как через дорогу перебегают Нелина мама и её подруга. Прорываюсь через толпу в троллейбусе к выходу. Вижу их и они меня. Выскакиваю и снова вскакиваю обратно, так как они садятся в троллейбус. Спросил о самом важном, они ответили всё что знали. Понял, что пока всё хорошо. Операция шла около трёх часов и прошла успешно.

                          Когда я ехал мимо больницы, мне страшно признаться самому себе, - но я хотел что бы она умерла. Я осознавал ненормальность этой мысли; в этот момент я думал не как участник действия, а как зритель или режиссёр, который бессердечно расправляется со своими марионетками, в угоду красивому и яркому сюжету. Так всё выглядело бы более трагично; яркий всплеск романтических встреч, очень своеобразных. Этот свет не был бы погашен пылью обыденности встреч на тёплых улицах и в безопасном тёплом доме.

                          После операции, Нелли пока не хотела что бы я её видел. Я ждал. Её мама мне звонила вечерами и сообщала о состоянии больной. Но в вечер на двадцать третье февраля она мне не позвонила, и я сам поехал туда. И зря – всё было нормально. Только меня сразу вышибли от туда – Нелина мама и её подруга. Сама Нелли расстроилась из того, что я увидел повязки на её голове, синяк под глазом и опухшую правую часть лица. Меня этот вид не смутил.

                         Через три дня Нелли всё же была склонена своей мамой к тому, что бы я приехал. Приехал с розой. Бедная Нелли, она разбита, почти убита, еле стонет, мы сидим, она рядом, склонилась, облокотившись на стол. Склоняясь ниже, наконец кладёт голову на руки и засыпает, в бреду, повторяя какие то слова. Мы в тёмной столовой. Идут дни. Наступило восьмое марта. Я подарил ей свою небольшую картину «Айседора Дункан». Ещё я подарил ей несколько дней назад её портрет, нарисованный с натуры в больнице. Моя мама передала для Нелли флакончик духов. И восьмого числа Нелли уехала домой, не звоня мне целый месяц. Я всё ждал и ждал. Если бы я знал, что этот месяц повторится, и не единожды. Да и если бы знал, то ничего не менял. Пора спать.

17 августа 1996год.

                           Шел месяц, я проводил время как обычно, в спортивном подвале Рязанского художественного училища. Усиленно, не щадя себя тренировался. Каждый день, мощными тридцати тонными нагрузками «качал» мышцы. Часто болел, липли все болячки – был потерян иммунитет. Рост достижений был также мал, я изматывал себя и не давал время для восстановления, и тем более для пере - восстановления (увеличения силы мышц). Дни однообразны, частые телефонные разговоры с Салией. Она меня не забывала, да и я часто приходил к ней домой.

 

                            Нелли всё не звонила. Наконец, в тайне от неё, её мама устроила нам встречу, позвонив мне по телефону за день до этого. Я ждал их у стоматологической поликлиники. У Нелли вырезали вместе с опухолью часть зубов. Мы встретились за день до этого. Я остриг свои длинные волосы, у меня теперь «ёжик». Мама оставила нас, мы гуляли в парке у памятника «Братство по оружию». Вели себя странно, будто не были знакомы. Я даже боялся прикоснуться к ней. Как то всё по чужому стало.

                            Там, в больнице, в темноте в тёплой ночной столовой ракового корпуса было всё так по свойски сближено, по родному, интимно. Но теперь… Опухоль вырезана. Дистанция. Солнце. Соляризация. Расставаний – расстояния, не конгруенция. Конкуренция.

                            Всё приобрело вид пыльной обыденности, на тёплой улице весеннего парка. Снега уже почти не было. Любви??? Потом она уехала домой, мы договорились встретиться через несколько дней – она поедет в школу в «Полянах».

                         …О, моя пунктуальность. Я встретил её уже идущей к остановке. Она шла со своими младшими сёстрами – Мариной и Светой. И казалось, что меня она не стала бы ждать, даже минут пять, если бы я не пришел вовремя. Распростёр руки. Сгрёб всё: котомки, сумки, пакеты, кузовки, сундучки и ларцы. Поехали. О рязанский транспорт, ты груб не по цене!

                           Школа в «Полянах» - некое сюрреалистическое творение, со статуей Ленина, обдаваемой природным газом из жестяных труб. Проходя мимо статуи, чувствуешь запах сероводорода. Я очень люблю Ленина. Поэтому школа мне понравилась. Был выходной день и школа пустовала. Нелли поскорее постаралась отправить меня домой. Это мне не нравится внешне, но внутренне – наоборот. Дорога до «Полян» стоит денег – которых у меня было в обрез. И хватило бы раза на четыре – я ездил. Один раз мы условились, что я приеду, приехал, - а её нет. Уехала не дождавшись. Если бы я знал, что это повторится не единожды. Да и если бы знал, то сделал бы тоже самое.

                           Через неделю она позвонила мне, но меня не было дома. Дедушка передал мне, что она меня ждёт завтра в пять вечера в школе. Поехал, сорвался. Но уехал случайно не в «Поляны» а в «Дубровичи». Бежал в «Поляны» Бог знает сколько долго и изнурительно. По дороге столкнулся со сворой собак, - я и двадцать остервенелых челюстей. Мы оскалились друг на друга. Собаки поняли, что я готов их рвать на части, отступили. Бежал около двух часов до «Полян». Был в школе около семи вечера. Юли в школе не оказалось. Она пришла позже. Я ждал. Сказал, что не хочу ей мешать. И если нужно, пусть звонит мне и я приеду. Она как всегда пропустила всё мимо ушей. Ждал её звонка опять целый месяц. Она не звонила, даже перед своим днём рождения – 12 мая.             

                            Решился приехать к ней домой в конце мая. Приобрёл перед этим подарок, - денег хватило лишь на искусственные голубые бусы. Я был зол, - она мне не звонила уже месяц. 25 мая собирались покататься на теплоходе, но она так и не позвонила, хотя мы договаривались, что она мне позвонит. Мне позвонить было не куда. А она знала номер моего домашнего телефона. И вот – молчание. Июнь к груди пришвартовался. Надо ехать к ней. Боюсь, но воскресным днём отправляюсь в путь, прихватив с собой свой никчемный подарок – бусы бирюзового цвета. Они хорошо должны были сочетаться с голубым платьем, в котором она хотела быть на выпускном бале. Платье у неё было цвета морской волны.

    

18 августа 1996 год.

                             Вначале не понял, в каком она живёт доме. Ходил минут десять между двумя девятипузыми «кандидатами». Зашел в один из них, подошел к двери. Но в последний момент передумал и пошел в другой дом. Подошел к двери. Стоял, не решаясь позвонить. Звоню, - не отвечают. Стою, стучу, - не открывают. Слышу голос за дверью: «Это ты стучала?» (голос Нелиной мамы, обращённый к одной из младших дочерей).

Открывает дверь Нелина мама. Я поздоровался. Не сказав ни слова, её мама закрыла дверь, чуть позже вышла Нелли, в зелёном домашнем халате, или платье, напоминающим рабочую одежду. Спрашиваю у неё: «Ты ездила?» Она: «Куда?» Я: «На теплоходе.» Она: «Нет.» Я: «Почему, что случилось???» В этот момент в уголках её глаз наметились блестящие жемчужинки. Я: «Почему ты не звонила мне?» Она: «Ну ты же ко мне не ездил.» Я: «Я не ездил, потому что ты мне не звонила.» Она: «Откуда я могла позвонить, все автоматы сломаны. И я думала что ты вообще не приедешь.» Я: «Мы оба дураки.» Отдал ей бусы. Она обрадовавшись, поцеловала меня. Мы договорились, что я приду к ней в школу.   

                              Приехал. Как ни странно она была там. Мы долго сидели, потом гуляли. В следующий раз я приехал в школу, а её как всегда там не было. Рассердившись, написал ей записку: «Нелли, я приезжал к тебе, ты опять куда то уехала, я к тебе больше не приеду.» И уехал. Вечером, не выдержав, поехал к ней. Не хотел, чтобы она читала записку. Приехал к ней домой, дверь открыл её отец, его черная собака чуть не набросилась и не растерзала меня. Она рвалась из дверей мне на встречу. Я попросил Нелли. Вышла, поругала меня за то, что я приехал к ней домой. Ещё тогда я не знал, почему она не разрешала приезжать к ней домой, и от чего и почему Нелли потом спорила со своим отцом. Об этом она говорить мне не хотела. Ну а пока я сказал ей о записке, что оставил в школе, сказал, чтобы она порвала её, так как написал её в горячности. Вдобавок приехал в школу не в назначенное время, так что она здесь не виновата. Мы договорились, что в следующий раз она мне будет звонить, перед тем как мне прийти к ней в школу.

                              В один из дней, когда я тренировался как обычно, услышал звонок по телефону. Подойдя к аппарату, узнал знакомый голос Нелли. Она приглашала меня на «Выпускной Бал», который должен был быть на следующий день в Полянской школе. Мы поговорили, я выполнил атлетическую программу и за завтрашний день (двойную норму). Устал.

                              День следующий. У меня, как всегда в такие ответственные дни получается расстройство пищеварительной системы, может быть я надорвал себе живот во время вчерашней тренировки. У меня было отвратительное состояние: лоснились толстые блестящие щёки, болела от непрерывного поноса за…ница.  От этого я употребил дюжину угольных таблеток. Вроде помогло. Уже вечер, пора. На рынке на последние деньги, покупаю букет великолепных роз. С лоснящимися красными щеками и алыми розами, в раскалённом от Солнца автобусе, еду в «Поляны» к Нелле. Постоянно отодвигаю букет роз от множества мощных задниц, которые пытаются раздавить их. Приехал, все такие нарядные, Нелли всех красивей. Подарил ей цветы. Она не поцеловала меня даже в щёку. Потом мы фотографировались. Потом приехала её мама. Потом сутолока. Много народа. Нелли где то со своими, без меня. Сидел с её мамой. Зачем я сюда приехал!? Не хочу!!! Сидел бы себе дома на унитазе, дубина!

                              Вот и наступила ночь. Спортивный зал, где проходил весь этот бал, столы со скатертью, много еды, шампанского, лежат ягоды, бананы, и прочие дорогие атрибуты выпускного вечера. Родители отдельно, ученики отдельно. Нелли от меня по другую стола сторону.

19 августа 1996 год.

                              Сегодня решил вытравить соляной кислотой одну из своих татуировок – крестик на левой руке. Делать это буду через несколько минут. Это моя кровь. Выжигаю свой крест на руке сейчас. Большая и глубокая рана, из неё хлещет кровь.

                              Да, эти странные буквы – это действительно моя кровь. Когда я взял на кончик пластмассовой авторучки немного кислоты, она даже задымилась. Капнул на то место, где располагалась татуировка. Через десять секунд появилось жжение. Что бы кислота быстрее разъедала кожу, я помогал ей металлическим пером: водил с нажимом по рисунку. Вскоре кожа начала лопаться и белеть по краям, я продолжал водить пером. Пятно кислоты расширялось и превратилось в квадрат. Следует заметить, что самые сильные болевые ощущения были лишь в самом начале, когда я разрывал кожу пером. Потом боль утихла, я словно резал мёртвое тело, слыша противный скрежет будто капустных листов – это разрывались глубокие ткани. Наконец я докопался до самой черной туши и начал выцарапывать её черные кусочки. Рана не только углублялась, но и расширялась. Рана стала размером с горошину. Она больше меня не беспокоила. Кожа в месте раны стала прозрачной как органическое стекло. Рана достигла нескольких миллиметров, когда я в ней ковырялся, боли уже не ощущал. Липкое ковыряние становилось тревожным. Из раны потекла кровь, в этот момент я взял кисть и написал эти слова в дневнике. Затем, долго промывал рану под проточной водой, смотрел как белые лохмотья кожи, словно водоросли, колышутся под потоком. Они имели вид разбитого качена капусты. Затем залил в рану «Бриллиантовой зелени», сел писать сии строки. По краям, где граничит выжженная кожа со здоровой, появились капельки плазмы. 

21 августа 1996 год.

                               Люди, отгоняя приближающуюся осень, бесятся в последней горячке. Подметают асфальт от опавших листьев, по ночам «врубают» свои магнитофоны, слушают однообразные удары молотка. Ребята – подростки похожи на дегенератов с глупым смехом.

                               В последние дни я очень обеспокоен одной проблемой, которая касается меня и Салии. Обеспокоен, - не забеременела ли она от меня? Ещё обеспокоен Рязанским художественным училищем, - вдруг меня не возьмут обратно, после академического отпуска. Опять будут ставить мне препоны на дороге к славе. Ещё обеспокоен яблоками, их надо все съесть.

                                Вечером решил выводить кислотой свой второй знак татуировки, знак «Урана». Все операции были те же, но вот только вычищалась краска плохо. Краска в татуировке залегла слишком глубоко. Полностью вытащить и вырезать краску не удалось. Ещё этот тошнотворный запах растворяемой плоти – он был сладковатым, тошнотворным.

22 августа 1996 год.

                                Мы с Салиёй обеспокоены - у неё приличная задержка месячных, боимся, что она забеременела. Тревожней нет ожидания. Меня это очень тяготит. Представляю, что чувствует она. Это словно бег по острию ножа. Не мне, ни ей, ребёнок не был бы желанным. Ей – потому что она этого не хочет, мне – потому что я не обладаю средствами для содержания семьи. Да и она вовсе не хочет, что бы я был её мужем. Хотя часто, в шутку, говорила мне о том, что бы нам пожениться. Всё это также уместно как: плавание утюга или скрипача в зоопарке (с утюгом).

                               Не знаю, по этой причине, или по какой другой у меня частые боли в сердце. О Боже, сделай так, что бы Салийя не была беременна, по крайней мере сейчас. Помоги мне, и я поставлю Тебе свечу в Церкви! Прошу Тебя, сделай так, что бы она ни чем не заразила меня, и стала наконец счастлива!

24 августа 1996 год.

Написано кровью:

Мне не до сна

Тревога трогает меня

Звони, ночная тишина

Весь в ожидании тебя.

25 августа 1996 год.

Написано кровью:

Ура!!! Узнал прекрасную новость – мы с Салиёй не ждём ребёнка! «Залёта» нет!!! 

27 августа 1996 год.

Погода ясная. Немного прохладно.

                                   Сегодня пойду в училище узнавать на счёт моего выхода из академического отпуска. Даю стопроцентную гарантию, что начальство как всегда будет строить мне преграды. В общем, всё будет как обычно, канитель, не желание брать меня, шантаж. А если брать, то засунуть меня туда, - куда бы мне не хотелось.

                                   Был днём в училище. Мне сказала секретарша, что на счёт моей просьбы я должен буду прийти 2 сентября (1-ое воскресенье месяца), написать заявление и отдать его завучу - Валентине Викторовне. Представляю себе, что там может быть.

                                   Мои две раны (от вытравления татуировок) по прежнему беспокоят меня. Я дурной, начал расковыривать их и тем самым замедлил восстановление. В руке приятная ломящая боль. Оказывается, сжег весь эпителий, очень повезёт, если в течении нескольких месяцев кожа на ранах затянется, сужаясь в виде кольца.

                                   Хочу продолжить свой рассказ о Неле Ёлёшиной. Итак, выпускной бал, Нелли сидит от меня в пятнадцати метрах, на противоположной стороне, мы иногда смотрим друг другу в глаза, и в уголках наших глаз блестят маленькие звёздочки. Начали разливать шампанское, я разливаю на своём столе. Все встают, я с Нелей воздушно «чокаюсь», и так же посылаем друг другу воздушные поцелуи. Выпили. У меня плохое настроение. Что я здесь делаю? Зачем? Чужой здесь!

                                  Зазвучала музыка. Начинаются танцы, меж столов, что стоят буквой «П». Я не танцую почти. Временами мы с Нелей выходим из горячего зала, который по атмосфере напоминает раскалённый цирк: родители – зрители вне буквы «П». Все остальные – выступающие на арене, - внутри буквы «П». Горячо, атмосфера густая. Лампы дневного света. Мне не ловко. Все смотрят на нас, о чем они думают?

                                  В коридоре школы тепло и прохладно одновременно, беспокоят только люди, шляющиеся туда-сюда. Но темно, - никто никого не видит. Мы всё ходим: туда – сюда, сюда - туда. Наконец мы спустились, вышли на улицу – небо не совсем тёмное. Ночи самые короткие (20 июня), часть  неба подсвечивается, и так от заката до восхода. Мы гуляем под его куполом. Кто-то жжет костёр, кто-то сидит под берёзками на скамеечках. Слушаем песни под гитару. Из школьного зала доносится блюз –  выступает группа «Кучи – Кучи – Мен». Мы всё ходим. Но возвращаемся в школу, уже два часа ночи.

                                 Я с Нелей чуть не поссорился. Но сказал – мы с тобой никогда не будем ссориться. Она: «Никогда не говори «Никогда». Опять танцуем, сидим в жарком зале, родители в большинстве уехали на последнем автобусе. За столами сидят люди, многие танцуют и ночной свет от ламп отражается от блёсток платьев. Все девушки - красивые, красивые и мне со всеми ими хочется переспать. На столах много нетронутой пищи, приходит в голову мысль – а не съесть ли всё это? Но нет, из меня тогда будет вонять как из немытой кастрюли. Мы с Нелей спускаемся на первый этаж, в столовую. Там никого нет. Нет и света… Сидим, она у меня на коленях. О чем-то болтаем. Уходим, опять приходим.

                                 Наше спокойствие нарушают ученики и учителя, их не много, - штуки четыре. А мы садимся за столом, выпиваем по рюмочке. Многие закуривают. Я не курю - мне это противопоказано. Сидим долго, я уже не хочу с ними проводить это время, задыхаюсь от табачного дыма. Незаметно для других прошу Нелю уйти от них. Она отказывается. Сидели мы долго – часа полтора. Анекдоты, выпивка, курево. Голова просто разламывается. Мне хочется выйти из этого горячего, тесного, душного столика. В десятый раз прошу Нелю уйти со мной. Она опять отказывается. Встаю, ухожу, она окликнула меня, но я хлопнул дверью. Вышел в прохладный коридор, освещаемый тусклым, но уже более родным желтым светом. Дошел и провалился в темень туалета, облегчился.

                                  Надо сказать, что у меня в этот день был понос, но он почему то прошел в школе. Ходил по коридору, надеялся, что Неля выйдет. Нет, не вышла. И тут, я захожу в эту столовую, они сидят. Подхожу к Неле, поднимаю её вместе со стулом и под общий хохот выношу за дверь. Со стороны, может быть, всё смотрелось и смешно. Но у нас потом был серьёзный разговор. Вначале я выволок её, и сказал «Или я, или они.» Она пошла по коридору, но не в сторону друзей. Попытался взять её за руку, она её отдёрнула. Шла отрешенно, не замечая меня. В этот момент я почему то не думал о ней, но думал о том что этим своим поведением она похожа на Сурью. Она поднялась по лестнице и встала на промежуточной площадке у окна. Встал рядом. Затем был идиотский и противный до тошноты разговор, разборки мне абсолютно они были не нужны. Её основная мысль была: «Или ты принимаешь меня такой, какая я есть, или…» Моя основная идея: «Я хочу быть с тобой…» Она мне сказала: «Никто ещё со мной так не поступал…»

5 сентября 1996 год.

                                  В Рязанское художественное училище, после академического отпуска, меня приняли обратно. Перешел в новую группу, теперь учусь на четвёртом курсе педагогического отделения в группе «Б». В этой группе, кроме меня только один парень – Володя Байков, остальные – девушки. Одна из девушек этого курса – Таня Курская подбежала ко мне и сказала: «Когда я узнала, что ты теперь будешь с нами учиться, я весь день прыгала от счастья! У меня такой восторг! Ура!!!» Но я пока особенно не радуюсь, меня ещё не записали в журнал, и приказа о моём зачислении ещё не было. От начальства можно ждать чего угодно.

                                Новые ритмы, новый режим, нелегко привыкнуть к ним после годовой спячки. Мне снится музыка, и кажется, нет прекрасней музыки. Даже запоминаю мелодию, но теряю её через мгновенье после пробуждения. Пел под музыку во сне, и казалось – нет лучше голоса и слов во всём мире. И песня звучала везде. Как в фильме «Кин-дза-дза».

6 сентября 1996 год.

                               Учёба. Усталость, приятная, не вызывающая отвращения, спокойствие, грусть. Где ещё та, что будет со мной и будет моя? Долой замусоленную тему!!! Поднадоела изрядно. Дни… Как бы хотелось жить, так как хочется. Что бы каждый день давал мне как можно больше, и я брал из него всё это. Это и есть жизнь. И чем интенсивней это движение, тем жизненнее время.

3 октября 1996 год.

Я затаился малою частицей в бессмысленном соединении звёзд.

 

1997 год.

12 января 1997 год.

                             Заканчиваются зимние каникулы. Самым запоминающимся событием последнего времени в моей жизни был просмотр по композиции. Вообще, просмотры проходили так: вначале рисунок, через день – живопись и на следующий день – композиция. Подобно выступлениям тяжелоатлетов проходили мои просмотры. Три предмета: рисунок, живопись, композиция, как три движения в троеборье: жим, рывок, толчок. Моим коронным выступлением был толчок, а точнее – моя любимая композиция.                 

                             За этот период времени, что я был в академическом отпуске, у меня накопилось три живописных произведения: «Автопортрет под кустом шиповника», «Штангист» (чемпион), и «Бедный Ёрик» (Следопыт). Кроме них я представил ещё две классные (урочные) работы «Вид с моста через Оку на «Дашково Песочню» и «Лунная игра» или «Персонажи карнавала, сидящие за столом». Итак, по композиции я приготовил пять крупных холстов. Например автопортрет имеет размер около 1,5х1 м.

                             Пока  проходит просмотр по рисунку. Он не был для меня удачным. Возможно, это из-за отсутствия у меня прилежания, ведь я не посещал занятия по «вечернему рисунку». Да и на обычных уроках  рисунка – порисую 10 минут, а остальное время обнимаюсь с подружкой. Учитель злится и на меня и на неё. На просмотре он предлагает мне очень не высокую оценку. Но справедливость есть на свете; комиссия поставила мне большую оценку, чем предлагал Анатолий Степанович Пресняков. Меня даже похвалила Наталья Тюкина. Я выполнил два рисунка на больших листах (формат А1): «Обнаженная девушка» и «Полуобнаженный мужчина». Просмотр по рисунку был «разминкой».

                             Теперь я готов к живописи. Начался просмотр, мой педагог - Виктор Корсаков. Он ко мне хорошо относится, поэтому преподнёс меня просмотровой комиссии как своеобразного парня, которому он старался не мешать и почти не подходить. Опять Наталья Тюкина хвалила меня, сказав, что это настоящие композиторские работы, острые и очень интересные. Комиссия отобрала у меня один холст по живописи, под названием «Старушка с кувшином в багровом кресле», на коллективную выставку, которая должна проходить в РХУ.

                             И вот самое главное, чего я ждал более года – просмотр по композиции. Он через день, а я уже волнуюсь. Волнение приятное, ликующее, похожее на счастье. Это как будто завтра очень серьёзный экзамен, и ты заешь предмет на «Отлично». Ощущение счастья без перерывов сходило с небес и проникало сквозь меня.

                             Уже вчера я со своим другом Куваевым Димкой перевёз в училище мой большой автопортрет. Лютый мороз: -27 С. Мы идём по замороженной улице, небо без единого облачка. Все холодные. Работу пришлось завернуть в одеяло. Сели в троллейбус на конечной остановке, довезли картину благополучно. В следующий день (когда был просмотр по живописи) я привёз все остальные работы по композиции. Уже вторую ночь  не сплю из-за волнения. Ликующее счастье не оставляет меня. Вот новый день, морозное утро, безоблачное небо будто покрыто инеем. Еду пустым, так как принёс уже всё заранее. Купил в «комке» (коммерческом киоске) «Советское шампанское». Ещё в сумке две маленькие хрустальные кружки; для меня и моей подружки, теперешней однокурсницы – Риты Занчук. Той подружке, что почти на каждом уроке часами сидела у меня на коленях, и я гладил её бёдра. Но выпьем только после просмотра.

                             Утро. Я в училище. От волнения пальцы холодны и потны. Сам горячий и трясусь от волнения, ликования и счастья.

                             Показываются перед комиссией первые курсы. Никто не выделяется. Всё течёт плавно, размеренно. От волнения сжимаю в объятиях то Сергея Преображенского – он внешне – флегматичен, то свою подружку - Риту. Она такая маленькая, хрупкая и очень сексуальная, меня на время она отвлекает.

                             Ребята просят показать им мои работы, я потихоньку, что бы другие не видели раньше времени, показываю. Однокурсники шокированы и обрадованы и тоже заряжаются моей «лихорадкой» и счастьем за меня. Каждому нравиться что то своё, всем по разному; кому то «Штангист», кому то «Ёрик», кому то «Лунная игра». Скоро и мне выставляться. Прошла группа «А», мы следующие. Рядом со мной мои друзья: Сергей Преображенский и Володя Байков. Особенно дорог Сергей Преображенский. Мы с ним выставляем мои работы, я указываю - в каком порядке; в начале, в центре выставляю мои классные работы на заданные учителем темы, затем, слева я ставлю свою работу со штангистом и слышу сзади, как кто-то захлёбывается воздухом, издав крик утопающего – проглотив последний глоток воздуха. Это был Анатолий Степанович Пресняков - мой учитель по рисунку. 

                             Затем я ставлю справа работу «Ёрик»(следопыт), и наконец, мой автопортрет – крайняя правая работа, я держу её, а Сергей забрасывает верёвку через стенд, что бы закрепить картину под углом. Первый раз не удаётся, второй раз он кидает верёвку – опять не докинул. Нам помогает своими возгласами приёмная комиссия, зал и Корсаков из приёмной комиссии, громче всех кричит «Ну, ну, ну, ну! Давай! Вооо-о-о-о-т!» Верёвка заброшена, я закрепляю её на оборотной стороне стенда на гвозде и встаю в стороне. Жду.  

                             Корсаков говорит мне «Ты бы хоть предупредил меня, мы бы тебя посмотрели последним.» Затем, он забыв о том, что нужно объяснить темы, которые он давал ученикам, сразу объявляет комиссии: «Этот парень очень своеобразный, мне очень интересно и приятно с ним работать!!!» И я вижу, что он обрадован. Затем тишина, зал наполнен учащимися с других курсов, все затаив дыхание, смотрят за происходящим.  

                             Вижу, как из других мастерских сломя голову бегут ребята, узнав, что педагоги смотрят мои работы. Все стекаются к моим картинам, им интересно, что скажет про них комиссия. Надо напомнить, что мой последний просмотр был летом 1995 года и тогда я выставил свои четыре работы: «Карнавал жизни», «Ребёнок во времени», «Апофеоз гибели Владислава Листьева» и «Драконы Чеченской войны.» Тогда меня комиссия обсуждала не менее двадцати минут – как дипломника. В основном была критика. А сейчас… Что будет сейчас? Сейчас – молчание. Буд-то время остановилось.

                             Затем, Виктор Корсаков, как председатель комиссии, нарушает тишину,  говорит «Ну что? Может кто-то хочет что-то сказать?» Все молчат. Говорит Корсаков, показывая на одну из моих картин «Хочется туда попасть и оставаться там.» Это он говорил про пейзаж «Вид с моста через Оку на «Дашки Песочные.» Затем говорит «Вот эта, с черепом – любопытная.» Я: «Это тема – «Гамлет. Бедный Ёрик.» Преподаватель - Александр Антипкин спросил: «Это ваша тема?» Я: «Да.» Корсаков: «Какие будут предложения? Давайте вот эту – «Новогоднее празднование.» Он показывает на мою картину «Лунная игра». Спрашивает «Кто за?» Не глядя на то, кто поднял руки, а кто нет, говорит «Проходит. И ещё вот эту!» - показывает на пейзаж с мостом через Оку. «С черепом любопытно» - говорит Корсаков. «Немножко плакатно, немножко» - комментирует преподаватель - Татьяна Власова. С черепом не прошла. Остальные работы остались без комментариев.

                            «Всё, спасибо!» говорит Корсаков. Я беру те две работы, что были отобраны комиссией на выставку, и вдруг… Аплодисменты, - мне аплодирует весь зал!!! На моей памяти это было впервые, - что бы  на плановом просмотре работ студентов зал аплодировал. Ощущение счастья. Кланяюсь с улыбкой публике и бегу искать карандаш. Бегу мимо друзей, все меня поздравляют, говорят «Молодец! Ну, - ты устроил фурор! Поздравляем! У тебя очень красивые работы!» Нахожу карандаш, иду обратно, опять поздравления. Подписываю картины, иду обратно, и опять аплодисменты – везде, везде, везде!!! Виктор Корсаков предложил за мои работы такие оценки: раскрытие темы 10 баллов (максимум), цвет – 8, форма – 8.

                              Собираю работы, волнуюсь. Появилась Ритка, иду с ней на второй этаж праздновать мой показ - пить шампанское. Окно, серебрится морозный свет. Солнце танцует в глазах. Мы счастливы. В этот момент произошло красивейшее явление: вокруг Солнца зажегся прекрасный обруч. Он был разноцветным: серебристым, золотистым, изумрудным, яхонтовым, спектральным. За окном мелкий снежок пушится искорками серебра. Шампанское искрится в унисон чуду и приятно ударяет в нос. Вспоминаю о Сергее Преображенском. На минуту оставляю Риту, бегу на верх за ним, машу ему рукой и веду выпить шампанское. Домой приехал после обеда, привёз оставшиеся работы.

                              Ощущение счастья и ликования было у меня ещё один день. Оно длилось три дня! Никогда так не было, бывало только на несколько секунд, а тут три дня!!! Это ни за какие деньги не купишь – счастье от творчества и его признания!!!

Затем наступили новогодние каникулы, мой день рождения и Рождество Христово. Чаша весов творчества перевесила, и я из культуризма бросился творить новые картины. Делал подрамники, грунтовал холсты. И самое главное - за каникулы дописал ещё одну новую работу, не зная, правда, как её назвать.

                             Это новая работа, в которой я использовал синтез карикатуры и реалистической живописи. Идея давнишняя – с мая прошлого года. Холст имеет размер 80х78 см. В картине много неба без единого облачка, полдень. Центром композиции является конструкция напоминающая качели-весы, только значительно больше. На той части доски, что ближе к нам – люди. Они тянут за канаты гигантский шар. Он расположен по центру тяжести качелей. Ещё один шаг этих людей в сторону зрителя и качели перевернутся. Смысл сюжета не совсем карикатурный, в большей степени он гротескный, символический: «Одумайтесь, люди!!!» - вот моя мысль. А вначале действительно, вместо группы людей должен был быть один Сизиф с камнем на детских качелях.

                            Первая, ближняя группа людей обращена к нам спиной: по краям – мужчины, в центре – девушки. Второй ряд – три персонажа, они расположены лицом к зрителю. Вся группа людей подобна Репинским бурлакам. Одежды разные. Шар по фактуре и цвету напоминает куриное яйцо. От конструкции падает тень на почву, имеющую цвет и фактуру кожи человека. В картине присутствует воздух и прозрачность. Персонажи разные: «новый Русский» в красном пиджаке, вместо головы – яйцо, так как все «новые» на одно лицо, а значит – безликие, рядом с ним стоит проститутка и дёргает за канат. Пижон обращён к нам спиной, он в разноцветной узорной рубахе, от усилия он почти присел. Некоторые из людей дальних рядов не прописаны вовсе и выглядят чурбанами. Среди группы есть и поэтесса, она очень привлекательна, стройная, стоящая прямо. Думаю, она первая одумается и вовремя остановит толпу.

                            Вся установка; шар, люди, платформа, - стоят на вытянутой призме, которая служит математическим центром, уравновешивающим эти безумные весы. Шар – символ Земли, символ яйца-вселенной из которой рождается всё потомство.

                           По ночам долго не могу заснуть, мучают мысли о том, как бы стать самым лучшим, известным и богатым художником, мысли об этом не уходят и нарастают как снежный ком. Среди них есть и мысли о моих будущих картинах, есть две задумки. Они пришли в голову, когда я засыпал, и я отбросил в сторону сон и одеяло и бросился делать зарисовки моих идей, возникших перед глазами.

                           Идея первая: Красная Площадь, вдали Храм Василия Блаженного, часть Кремлёвской стены. На переднем плане эшафот, на нём безработный палач. Он сидит и на его пеньке, что стоит рядом – палено. На эшафоте нарублены дрова. Головной убор палача конусообразен и смотрится архитектурно в унисон собору – дракону. Эта идея – синтез карикатуры и реалистической живописи. Смысл и сюжет – карикатура. Исполнение и техника – реалистическая школа.

                            Вторая идея: она подошла бы к дипломной работе. Картина достаточно большая. На ней изображена просмотровая комиссия, я и моя картина. В работе соблюдено портретное сходство каждого. Изображенное полотно раскрыто к зрителю, его сюжет также содержит момент просмотра, картину, комиссию и меня. Создаётся эффект бесконечного отражения зеркала в зеркале. В удаляющихся картинах можно будет менять эпохи, одежды и ещё много чего.

13 января  1997 год.

                             Началась учёба. Почти не рисовал. Первый день всё таки. Тренироваться в спортивном подвале стал гораздо реже – через день или даже два. Одну и туже группу мышц тренирую через три дня.

                             Сейчас больше увлечен не культуризмом, а творчеством. Сегодня разговаривал с Серёгой Преображенским, сказал ему о моей идее – синтезе карикатуры и академического стиля. Он сказал, что в живописи не должно быть карикатурности. Он консервативен. Считаю, - гениальное вначале всегда выглядит как нелепость и абсурд. Консервативность никогда не приведёт к новому – она закостенелая.

                            Ещё я спросил его – кем он мечтает быть, и что ему нужно от жизни. Перед этим я заявляю ему о том, что хочу  стать самым великим художником, самым богатым и лучшим. Он отшучивается поначалу, потом, посерьёзнев, говорит «Мне много не надо.» Смысл его ответа в основном в том, что он был бы доволен, если его признали, хоть через сто лет. Он прав. Признание того, что художник сделал, что-то полезное для изобразительного искусства – это главное.

                            Ещё он добавил, что если он ничего не сделает для искусства, то жизнь его, можно сказать, прошла зазря. Что ж, может быть. Но я не считаю, что кто-то жил зазря. Если была жизнь, то она не может быть зазря, что бы там ни было. Ещё Сергей сказал «Я очень ленив. Если бы мне добавить старания Диманыча, то что ни будь вышло бы.» Диманычем он называет моего друга Диму Куваева. Дима очень способный и талантливый парень – работает как буйвол. Думаю, из него будет толк. Сейчас он кропотливо занимается только уроками, не модничает, не ищет стиль. Просто, по настоящему учится. Но это также может быть признаком отсутствия творческого куража.      

                           Мне очень дорог его подарок – калейдоскоп. Он навёл меня на мысль о картинах. В своём творчестве и жизни хочу выразить принцип калейдоскопа, сказать людям: «Остановитесь, куда бежите! Откройте глаза – на это стоит посмотреть и увидеть!»

                            Ещё сегодня мой однокурсник рассказал мне о Моцарте, что к нему пришел молодой человек и сказал «Я хочу стать таким как вы. Как мне это сделать?» Моцарт ответил «Я хотел стать Богом, а стал Моцартом.» Если хочешь чего то получить, то всегда нужно добиваться больше того, чего хочешь. И тогда получишь то, что хотел.

                           По прежнему - девушки интересуют меня, мне их очень хочется, но сейчас такой период, что я стал более спокоен и сдержан. Вот уже несколько месяцев не пытаюсь познакомиться с девушкой. Причина в том, что я устал натыкаться на преграды, которые с каждым новым знакомством возникают те же, что и прежде, и результат всегда одинаков - девушки бросают меня. Особенно обидно, что до интимной близости с ними дело не доходит, - они не подпускают меня к себе. Не подпускают даже для поцелуя, не говоря о большем. Возможно, причина в том, что я после недели – двух знакомства говорю им «Я люблю тебя». Эту фразу лучше не говорить, особенно если заинтересован в сексе.

                           Также, - почти все девушки (кроме Салийи) теряют ко мне интерес после посещения моей квартиры. Если до их визита ко мне домой, от них исходит интерес: они звонят мне, ищут встреч. Но после визита ко мне домой, девушки даже перестают отвечать на мои телефонные звонки. Не говоря уже о том, что бы провести со мной первую интимную встречу. Салия была в этом списке исключением, поэтому я считаю, что она меня любит. Занимаюсь поиском других девушек, кроме неё, от того, что у неё есть парень. Он был задолго до нашего с ней знакомства. Она изменила ему со мной. А я не хотел, что бы она его бросала. И похоже она сама его не хотела бросать. От этого я и продолжал поиск любимой девушки.

                          У меня бешеное сексуальное желание почти к любой девушке, стоит только увидеть стройные ножки, - фантазия быстро и остро дорисовывает всё остальное, даже вкус и запах.

14 января 1997 год

                         Цель жизни в том, что бы жить.

                         Сегодня я в работе. Корсаков на уроке живописи говорил и о живописи, о программе на семестр, и о планах на композицию. Предупредил, что каждому из нас предстоит задача написать большое полотно на заданную им тему – это преддипломная работа.

                         Он всем приготовил темы. Мне он сказал, что я его опередил, так как он хотел мне дать задание – написать свой автопортрет в зелёной шелковой рубахе с орнаментальным рисунком на ней в виде алых цветов. Но я уже показал на просмотре автопортрет в красной рубахе, под кустом шиповника. Я согласился на новое задание. А каким оно будет – это уже мой выбор. Надо думать, много думать, хочу написать нечто потрясающее.

                         О Преображенском. Замечаю в нём нехорошие тенденции, ведь для того что бы сделать что то великое, надо посягать на неприкосновенное. А он очень консервативен и не хочет признать, что нужно в искусстве бедокурить. Но, не смотря на отсутствие куража и хулиганства, у него появляются интересные работы.

                         Его последними картинами, выставленными на просмотре были: «Реставрация» - по моему – замечательная работа. Картина близка к реализму по цвету, композиции и сюжетному решению. Он очень много работает с натуры, долго её изучает. Проходит не мало творческих мук, перед тем как он рождает новое произведение. Ещё его картина «Столб» - на ней главный персонаж лезет вверх по столбу на ярмарке (у него зелёная рубаха). Земли не видно, небо яркое, голубое, в воздухе висит надутый красный слон. По канату идёт шут. Рядом подброшенный на батуте (батут не видно) летит в небесном прыжке Петрушка. Ещё картина «Кукловоды» - навевает католические ассоциации. Глубокий смысл. Цветовая гамма сдержанна – коричневый, черный и белые цвета.

                            Меня упрекают в мании величия. Мне об этом рассказал Преображенский, что на моём последнем просмотре по композиции, когда публика созерцала мои чудеса, одна из девчонок сказала про меня: «Больной человек, зациклился на своём теле!» Жаль, что мне так и не удалось вытянуть из Серёги кто это, а то я бы зациклился на её теле, если она конечно не крокодил.

                            Слышал однажды и суждение одного из студентов РХУ – Романа Фомина о моём творчестве. Он в нервной тряске на втором этаже училища, говорил, споря с Преображенским о моих картинах: «Какой это талант!?» кричал Фомин, и продолжал: «Это сатанизм в чистом виде! Там ведь нет ни капли воздуха!!!»

                             Я в этот момент поднимался по лестнице с первого этажа на второй. Увидев меня, Роман сразу перевёл разговор в другое русло, похвалил меня за то, что я якобы развратил чопорную Сурью. Я спросил у Романа: «Как это я её развратил? Ведь она даже целоваться меня не подпускала к себе!» Рома ответил: «Ты её «завёл» в сексе, показал, что такое настоящий мужик. Она захотела мужика. А тебя она не подпустила, потому что ей не нужен бедный мужик. Посмотри - она до тебя ходила одна, без мужиков. После романа с тобой она «разогрелась», вошла в кураж, и теперь у неё любовники на шикарных машинах! Посмотри - на троллейбусе она уже не ездит! Её каждый вечер пацаны на «тачках» отвозят из училища! Так что ты её «раскрутил», «развратил» для состоятельных мужиков. Она превратилась из чопорной англичанки в развратную француженку - куртизанку!»

15 января 1997 год.

                               Самое оптимальное время суток для решения и понятия очень важных проблем, это – утро, когда только что проснулся. Знаю это точно. Утром всё тонко и обострено. Сознание человека находится в нескольких мирах.

                               Сегодня Преображенский рассказал мне очень смешной случай и попросил что бы я его записал, что я и делаю: наш однокурсник Сергей Щепилов, разложив и поставив этюдник, приготовил палитру, налил разбавитель в стаканчик, выдавил на палитру краски. И всё это он уронил на ноги, сидящему рядом на стуле Виктору Васильевичу Корсакову. Учитель заполнял дневник. Картинка была очень весёлая – его ботинки, сверху куча красок в тюбиках, пролитая баночка с растворителем и сам этюдник у ног Корсакова. Может быть, это символическое признание таланта учителя со стороны студента?

                              Я же учителю сегодня сказал, что принесу завтра работу по композиции, которую писал в период зимних каникул. На это Корсаков ответил, взяв меня под локоток «Я ночь не буду спать, ожидая завтрашнего дня.»

                              По живописи пишем портрет пожилой женщины. Я никак не могу уловить характер натуры. Корсаков отозвал меня за двери мастерской и говорит «Ну ты, что? Не ужели ты не видишь – она же старая еврейка, а ты рисуешь молодую. Нужно уловить этот момент – характер – это главное!»

                              Сегодня отключили в училище свет на целых два часа и мы бродили в темноте – я и Серёга Преображенский, пугали студенток; положили друг другу руки на плечи и шатались широким двуруким монстром с немыслимым рыком. Девушки, не испугались и поймав меня, оторвали от Преображенского. Оттащили и с диким смехом измазали мне лоб и нос в черную краску. Мазала одна девушка, а две другие держали меня за руки. Я мог бы вырваться, но мне было приятно их прикосновение. Потом они посмотрели на свои художества и сказали – тебе очень идёт.

                            На протяжении всех дней звоню и разговариваю с Ритой, она пока болеет. Все вокруг говорят, что очень заметно, что я скучаю по ней.

16 января 1997 год.

                           Сегодня показал свою картину с шаром и людьми Корсакову. Виктор Васильевич сказал «Я вижу здесь два живописца: Сальвадора Дали…» «А ещё кого?» - спросили однокурсники. «А ещё Репин – «Бурлаки на Волге» - ответил он. Затем Корсаков говорил о Дали: «Я раньше не въезжал в него, но теперь посмотрел его буклет в нашей библиотеке, и понял – очень точный до безумия рисунок, очень гиперреалистические работы.»

                           Затем, от Виктора Васильевича последовали замечания по самой работе. Смысл его слов был в том, что мне надо стремиться к большей точности в рисунке, в ритме пятен – чисто композиционных. Добавил – «Нужно продолжать работу над самим произведением.» Полностью согласен с ним. Виктор Васильевич попросил меня не быть гиперреалистичным в своей преддипломной работе. Где я буду в своей зелёной шелковой рубахе. Я назвал ему одну из своих задумок – бильярд.

                           У пятикурсников сегодня был день защиты тем дипломных работ. Защита проходила в кабинете №8, там сидела комиссия из учителей и в кабинет по очереди заходили студенты. Когда подошла очередь Сергея Преображенского (он подготовил тему «Арлекин и Пьеро играют в жмурки»), он зашел в кабинет. Виктор Корсаков, обращаясь к комиссии, спрашивает у ней: «Можно я скажу два слова?» Сергей подумал, что он обращается к нему, сказал «Можно.» Виктор Васильевич не обратил внимание на это, сказал о нём: «Преображенский очень неожиданен, но к концу работы над холстом он справляется и убеждает, что он шел правильным путём.» Тему утвердили. Дима Куваев выбрал тему «Ипподром», Сурья Осинина - «Крым – начало 20-го века», Виктор Клещин – «Рязань – ВДВ.»

                           Сегодня сильно устал, с утра – до шести вечера в училище. Этого я не выдерживаю. Для меня тяжело столько времени пребывать в коллективе. Думаю, что если бы случилось так, что мне пришлось бы быть среди стада человеческого постоянно и не выходить из него, я бы приболел. И обязательно вскоре сбежал из него, не смотря на то, что в нём были бы мои лучшие друзья и женщины, которых я хочу.

                          Люблю бывать в широком обществе лишь в тех случаях если это не долго – не более часа, а то и 10-30 минут, если я центр внимания и если все мне рукоплещут и восхищаются мной. Восхищаются тем, что уже мной сделано, а не тем, что я делаю при зрителях. Ненавижу, когда на меня смотрят, когда я что-то делаю: ем, пишу, люблю, тренируюсь со штангой. Ненавижу, когда от меня ожидают чего-то в сей же миг и просят об этом, я не человек мига, но человек долгих размышлений и длительного последовательного действия. По это же причине не люблю спорить. Нахожу нужные аргументы только после спора, это может быть и через час, а может и через несколько лет. В душе я порывистый и не сдержанный, в споре мной руководит лишь всплеск эмоций.                           

                         Знаю, что оппоненты не правы, волнение от этого душит меня и не даёт работать логике. Глаза мои при этом расширяются, лицо становится диким, рот не закрывается и брызгает слюной. Но толку с того никакого. Хочу избавиться от привычки говорить громко и много, ведь человек, который так ведёт себя, перестаёт быть слушаемым и интересным. Хочу избавиться от страха, от сомнений, нерешительности, которые десятипудовой гирей висят на моей шее, не дают мне распрямиться и зажить достойной жизнью.

                         Испытываю очень ощутимо комплекс неполноценности. Это чувство давит на меня. Именно с помощью комплекса неполноценности человек (если он талантлив и имеет способности) добивается очень многого в областях его деятельности. Я скорее искусственно, нежели естественно, взращиваю в себе это ощущение. И только для единственной цели – добиться незримых высот в своём деле. Вообще в своей психологии я очень многое культивирую искусственно, словно в оранжерее. Я как бы представитель искусственного синтетического создания самого себя.

                            Так было и в любви. Я видел девушку, затем мысленно говорил «Ты мне нравишься.» Любовался ею, затем внушал себе «Я люблю её.» Через месяц такого внушения, мысли приживались полностью, хотя в начале я даже мог испытывать к этой девушке неприязнь. Не знаю, можно ли назвать это любовью. Если нельзя, то значит я ещё никогда не любил. Помню, что испытывал это чувство.

                            Когда ты влюблён, всё становится по особенному – но это ощущение возникает тогда, когда вспоминаешь это чувство. А когда находишься в нём, то чувствуешь себя несчастным человеком, если нет любимой рядом. Я задыхался в такие дни, особенно когда была ссора. Не находил себе места, хотелось бежать, плюнув на обиду. Лишь бы скорее увидеть любимую. Услышать что-то доброе, ласковое. Этого хватило, что бы впустить воздух в лёгкие. Но если нет, то душно, жарко и мечешься, будто выпил горячий спирт. Если девушка бросает тебя, говоря, что не любит, при этом просит прощения за принесённую боль. То ты ходишь по улицам, не думаешь ни о чем, и ни о ком, кроме неё. Видишь её во всём и во всех, дышишь, чувствуешь её запах во всём и во всех. Даже когда идёшь мимо унитаза - сразу его форма напоминает тебе её заветные линии. Вечером окна домов горят, проезжая мимо домов на оранжевом «Икарусе», ты видишь не окна – а её глаза. Люди в окнах – зрачки, они прекрасны. Из выхлопной трубы автобуса клубится дым, но это не облако, а её волосы, пышные как стог сена. Вонь сгоревшей солярки в цилиндрах мотора «Икаруса» - это запах её кожи, пота и духов – всё нежно и сердце томиться розовым приговором в душном судилище. Его будто нагревают: боль, боль, боль. Любовь это боль.

19 января 1997 год.

                         Очень сильно простудился. Ночью начался грипп – сильный жар. Галлюцинации: нашиты белые колонны на тёмном фоне, окна шестнадцатиэтажек и большой белый стол пустой. Всю ночь городилось одно и тоже. Температура +39 - +40 С. Ничего не чувствую, будто на наркотиках, ощущение, что будто вся лицевая часть сделана из резины и во рту резиновый куб и я пытаюсь его раскусить. Вообще то интересное состояние. В семье заболели все четверо: я, мама, дедушка, отец, только кошки остались здоровы. Днём в таком состоянии ездил в аптеку и покупал лекарство на всех. Вернувшись домой разделся и обнаружил, что мою рубаху можно выжимать, пот лился даже с шапки. Ужасно болит голова, ноги, глаза, горло, лоб, нос. Почти не ем.

                      Не мешало бы сейчас написать, какие теперь цели в моей жизни есть у меня, их несколько, располагаю их в порядке важности:

                      1. Быть здоровым

                      2. Стать самым знаменитым художником  

                      3. Любовь женщин

                      4. Материальное богатство

                      5. Мои большие мышцы

Понедельник. 20 января 1997 год. 21.30

                       Состояние моё прежнее, температура в норме, но горло сильно болит. Но не буду о плохом.

                       Неожиданно мне позвонила Салия – она уезжала в Америку, вчера прилетела, рассказывала о Нью-Йорке. Много интересного. Салия вспомнила о моём просмотре по композиции, сказала «Ну ты и устроил фурор. Держал ты себя с преподавателями свободно, совсем не скованно, как будто ты уже не студент.» Ещё мне позвонила Нелли, странно, она поинтересовалась, выздоровел ли я. Узнав, что нет, она быстро и неприятно смяла разговор.

                       На улицу не высовываюсь. Сижу дома, рисую композиционные наброски и эскизы к заданной Корсаковым теме.

                       Мыслями углубился в свои воспоминания, в своё детство. Мой дедушка по линии матери – Фокин Василий Алексеевич, часто мне твердил: «Займись живописью.» Будучи восьмилетним ребёнком, я начал натягивать холсты. Вернее это были не холсты, а дерматин, целлофан, простыни. Натягивал я их на рамки картин, скрепляя холст не гвоздями, а нитками с оборотной стороны. Из тех работ сохранились немногие. Например «Портрет Есенина» 1986 г. Сергей Есенин изображен с коричневыми волосами на фоне ветвей берёз. «Портрет мужчины в средневековом костюме» 1986 год. Размеры этих работ были маленькие 14х12см, 18х16 см. Затем было много работ, но они исчезли.

                         Одну из своих экспериментальных работ я изрезал на мелкие квадраты и выбросил в помойку. Картина называлась «Экспонаты сбежали». Сюжет: двое мужчин в больнице, они без кожи. Вдалеке сотрудники медучреждения, они ошеломлены. Размер картины 1х1м. Затем ещё была большая картина «Осенний сон или колесо совести.» Размер 80х100 см. Я её писал около 4-х лет – с 1988 по 1992 гг.

                          В 1988 году я познакомился с творчеством Сальвадора Дали. О нём мне рассказал мой учитель Черёмин Валерий Эрикович. Тогда я учился в детской художественной школе №1, что на улице Подбельского города Рязани. Помню ещё одну картину – это «Вид на Марс с его спутника Демос». Эта работа немного напомнила мне Иеронима Босха. Но с его творчеством я ознакомился два года назад. Когда я увидел иллюстрации работ Босха, я подумал, что это Сальвадор Дали, - уж очень знакомые фантастические образы. Осознал, что художники, которые стали знаменитыми, в молодые годы попадали под влияние своих великих предшественников. Искусство развивается по спирали – всё повторяется, но в несколько ином виде.

                           В художественной школе много рисовал и писал акварелью, масляная живопись там не практиковалась.

                           И вот – Рязанское художественное училище. Там, как я писал ранее, на первом курсе меня, помимо моего желания, запихнули на оформительское отделение. От этого, возможности писать станковые композиции у меня не было. На оформительском отделении на уроках МДО (мастерство декоративного оформления) я мастерил и клеил из бумажек различные композиции. Но я позже оценил этот опыт, это мне позволило более грамотно компоновать ритм цветовых пятен в станковой живописи.

                          На втором курсе я перешел на педагогическое отделение, и там уже была станковая композиция. Точно не помню порядок картин, что я написал, только одна по моему мнению заслуживает внимание «Ночь в музее» или «Пятна лунного света на полу».      

                          Для того, что бы написать эту картину я ходил в Рязанский художественный музей и делал там зарисовки интерьера и этюды «на состояние». Размер картины 68х55 см., 1993 год создания. В то время эта картина наделала много шума. Виктор Корсаков, как только увидел её, говорит кому-то «Вот видите, как надо! Чья это работа?!» Так он впервые услышал мою фамилию. Потом эту картину брали на разные выставки. А преподаватель черчения и линейной перспективы - Михайлов Николай Николаевич брал эту картину с выставки, что бы показывать её группам студентов в качестве примера применения линейной перспективы. Очень толковый преподаватель, я благодарен ему. Он помог мне в освоении знаний перспективы. Эти знания в дальнейшем помогли мне для написания композиций. Эта картина до сих пор хранится у меня.

                           Были в то время у меня и другие композиции, но они были менее удачные. В то время я уделял мало внимания станковой композиции. Но после «Ночи в музее», когда на меня обратили внимание и похвалили - мне это понравилось. Я стал задумываться «Может я действительно что то понимаю в композиции? Может быть я композитор?» Понял, - мне необходимо слышать похвалу – это стимул к дальнейшей работе для меня. Неправильность нынешнего обучения в РХУ состоит в том, что педагоги не могут зажечь искру интереса в ученике. Особенно закостенелым в этом смысле является преподаватель Анатолий Степанович Пресняков. Он настолько консервативен и скуп, что напоминает робота. Исключением из этой косности является Виктор Васильевич Корсаков. Он может заинтриговать, вызвать интерес к предмету. Так как к каждому студенту находит нужный «ключик». Он не ломает двери нашего разума, но деликатно вкрадывается в комнаты наших миров. Анатолий Степанович Пресняков напротив, не использует ключей, а сбивает замки большой дубиной своей черствости.

                          Виктор Корсаков зажег искру моего творчества, которая сейчас выросла в Солнце. А там ещё Сергей Преображенский, мой однокурсник. Вижу, как он старается, делает, что-то своё, особенное. И я думаю: «А почему я не могу сделать, что-то интересное, я что хуже?» Тут присутствует момент соревнования. И начал я писать свои картины. Нам дают темы по композиции, я брожу и думаю о композиционном решении. Так в 1994-м году в сентябре-октябре появилась моя картина «Автопортрет в троллейбусе» или «Если нет в кармане пачки сигарет» - 40х50 см, холст, масло и картина «Любовь во времени» на которой изображен коммерческий киоск близ кинотеатра «Родина». Эта картина была тематическая и посвящена 900-летию города Рязани. Сюжет происходит ночью, фонариками горят окна комка, в центральном окошке видны девушка и парень. В других окошках киоска – различные товары: пузырьки, пачки сигарет, конфеты, шоколадки, жвачка. Мужчина – это – я, девушка – Сурья. Я тогда был влюблён в неё. Отверженная любовь вылилась в творчество.

                           В 1995 году написал картины: «Карнавал жизни» и «Ребёнок во времени». В картине «Карнавал жизни» я изобразил карнавал, в нём: Арлекин, Пьеро, Мальвина и шут. Они танцуют, на клетчатом полу и отражаются в огромном кривом зеркале. Клетки пола и фигуры персонажей сюрреалистично трансформируются в отражении зеркала. Картина «Ребёнок во времени» отображает семью, сидящую за столом. Персонажи находятся в квартире на очень высоком этаже небоскрёба. Высота настолько большая, что за окнами не видно горизонта, только небо и тонкие, перистые облака. Центральная фигура – ребёнок (маленький я) на руках отца (у отца портретные черты моего отца). Рядом сидит моя мама, и движением руки, словно поддерживает меня. С другой стороны стола сидят мужчина и женщина, в них есть портретные черты моей тёти Зои и дяди Володи. На столе небогатая скатерть и скромные яства.

                           Когда я писал эти картины, у меня был период страдания – Сурья бросила меня. Все четыре картины были отобраны на выставку в Рязанском художественном училище. Позже, в 1996-м году, они экспонировались на молодёжной выставке в Выставочном зале Рязанского отделения Союза художников России. Выставка прошла тихо. В газете «Вечерняя Рязань» за 27 января 1996 год вышла статья по выставке. В тексте не было упоминания обо мне, но в качестве иллюстрации была напечатана моя картина «Ребёнок во времени». Подписана иллюстрация не была. На этой же выставке Сергей Преображенский показывал свои картины: «Шар», «Столб», «Ослик».

Затем у меня был академический отпуск, в котором я обильно трудился, как со штангой, так и с кистью. Написал три полотна. Первое - «Автопортрет под кустом шиповника» 1995 г. , июль- август, 1,5х1 м, холст, масло. Второе - «Следопыт», или «Бедный Ёрик», 1995 год, сентябрь, 60х50 см, холст, масло. Третье – «Чемпион» или «Автопортрет со штангой», 1995-96 гг., 100х78см.

                             Академический отпуск закончился, началась учёба, появились ещё картины: «Вид на «Дашки Песочные» с моста через Оку», 1996 год, сентябрь-октябрь, размеры 60х80см, холст, масло, «Лунная игра», 1996 год, ноябрь-декабрь, 60х50см,. Эта картина была написана по заданию Виктора Корсакова, он студентам дал задание по композиции, - написать празднование Нового года с присутствием не менее, чем пяти фигур людей. Просмотр этих пяти картин я уже описывал ранее. Последней,  написанной работой является моя новая идея синтеза карикатуры и реалистической живописи. Работу назвал «Жизнь» декабрь 1996 – январь 1997 год. Идея возникла в 1995 году. Первые эскизы появились в 1996 году 21 марта.

Среда. 22 января 1997 год. 18.00

                             Болею, лежу дома. Делаю разработки по композиции, у меня их уже двадцать три штуки. Ходил в училище, показал их Корсакову. Он сказал, что ничего не годится, потому что он заказчик и хочет видеть мой автопортрет в полный рост, очень яркими цветами в моей зелёной рубахе. Придя домой, я сделал три зарисовки, где изобразил себя в полный рост со своей бывшей подругой – Сурьёй. Одна из разработок – последняя мне очень приглянулась и я уже знаю, как её я напишу. Ну, если Корсаков и это не одобрит, то не знаю, что мне дальше делать.

                            Четвёртый день восхищаюсь Леонардовской «Мадонной Литой». Считаю эту картину – лучшей картиной человечества.

Четверг. 23 января 1997 год. 00.05

                           Вчера ходил в РХУ, там устраивают выставки по живописи и композиции. Среди живописи есть одна моя работа «Пожилая женщина с кувшином», среди композиций «Вид на «Дашки Песочные» с моста через Оку» и «Лунная игра». Две последние работы были в плохом состоянии: на первой по небу кто-то прочертил чем-то широким и черным, так, что я не смог смыть этот след. Вторую работу кто-то сильно поцарапал, часть краски была содрана до холста.

                           Стипендию мне сегодня не выдали. В РХУ придумано новое «благо» для студентов, - в случае утери документов училища, при их восстановлении нужно будет заплатить сто тысяч рублей. Если студенту необходимо оформить какие-то бумаги, связанные с училищем, также - плати деньги.

Пятница 24 января 1997 год. 12.31

                          Много работаю над последней темой композиции, делаю очень много зарисовок, каждый раз считая, что сделал лучшую. И каждый раз сделав ещё одну, убеждаюсь, что предшествующие были менее удачными чем последующие. Композиционное решение было найдено. Я изображен в полный рост, обнимаю маленькую и хрупкую девушку. Её голова лежит на моей груди. Мы прижались друг к другу. Фоном нам служит чистое небо, плотное по тону. По бокам стоят колонны, сверху их венчают своды. У зрителя низкая точка зрения, пол раскрыт мало. И пол и колонны подчеркивает декор из клеток. Цвета предполагаю взять яркие и контрастные. Рад что Корсаков отверг прежние композиционные разработки и подвёл меня тем самым к этому решению. Картина уже стоит у меня перед глазами, осталось её только средствами живописи проявить на холсте.

Суббота. 25 января, 1997 год. 23.03.

                         Сегодня «День студента» и «Татьянин день». Тани, я поздравляю Вас!

Звонила Нелли, интересовалась, выздоровел ли я. Я сказал что да. Мы договорились о встрече, я поехал к 18.45 к Педагогическому институту. Приехал, жду, её нет, опаздывает. Мои часы спешат, делаю на это скидку. Подвожу их, жду.

                         Большие стены, высокие потолки, опять этот едкий дневной свет, дешевые картинки на стенах, всё до боли всколыхнуло память о школе в Полянах и о Неле. Жду. Прошло уже много времени, думаю – если сейчас она не появится, то уйду. Вышел на улицу, собираюсь уезжать, вышел за ворота, пошел к остановке. Посмотрел, - нет ли её там?

                        Решил пройтись пешком, пошел обратно и проходя мимо институтских ворот, увидел группу молодых девушек, вышедших из его дверей. Среди них была она.                

                         Мы шли по снегу. Ещё оба больные гриппом, болтали о разном. Затем ехали в оранжевом «Икарусе» по заснеженным степям и болтали о жизни: о желаниях, о целях. Проводил её, она не пошла к себе ночевать, а пошла к тётке. Перед тем, как нам попрощаться и сказать друг другу «До свидания», она немного приблизилась ко мне, для того, что бы я её поцеловал, - не стал этого делать. Отвлекая внимание – взял два язычка молнии карманов, расположенных точно на её грудях, сказал – «Классные у тебя штучки.» Попросил её, что бы она мне звонила, она сказала «Конечно». И я пошел на остановку, вдоль кварталов, пройдя километр, сел на оранжевый «Икарус» и поехал через степи «Борок» и «Канищево» домой.

                       Уже было половина десятого вечера, а я должен был звонить Салии в восемь. Позвонил, она сняла трубку, извинился, сказав, что не смог позвонить раньше. Она сказала, что даже и не заметила этого, - у неё был праздник, вернее у неё была какая-то компания, они все вместе пили водку. Отправляя то одного, то другого за бутылкой, и была уже по счёту шестая. В этот момент я осознал, как она далека от меня и что я ей не нужен, хоть и пригласила она меня к себе в гости на ближайшие дни. Договорились, что позвоню ей завтра, она сказала «Позвони мне! Я очень тащусь, когда ты мне звонишь!!!» На том и закончили разговор. Она пошла пить водку. Я пошел читать дневники Сальвадора Дали. Он очень интересно пишет. Его дневники я нашел в туалете. Чудом они остались не тронутыми: я уже было хотел подтереть нужное место, но увидел рисунок на листе, автора узнал сразу, далее стал читать, и далее я уже рылся в бумагах, вытаскивая листы с его дневниками, складывал их по страницам. Позже я эти страницы сшил.

Воскресенье. 26 января 1997 год. 23.04

                        Закрепил гвоздями доски нового подрамника и натянул на него клеёнку со стола тыльной стороной наружу (где ткань). Проклеил её клеем ПВА. Начались сложности. Они были уже в момент натяжки, клеёнка очень тяжело натягивалась. Когда я нанёс клей, она провисла. Но когда клей высох, холст натянулся как барабан. Через день я сделал ещё одну проклейку клеем ПВА, разбавив его с водой 1/1. Наносил клей в этот раз не по длине, а по ширине клеёнки.

                        Много думаю о том, что и как мне сделать для того, что бы стать знаменитым художником. Не просто знаменитым, а самым знаменитым, что бы память обо мне была на тысячелетия. Что бы я внёс новое в искусство. Что бы это новое было нужно людям как воздух. Если бы судьба предложила мне это в обмен на жизнь, я бы согласился, но только испытав это чувство и творя в течении хотя бы четырёх лет, видя что все эти мечты сбываются. Но не буду об этом, когда я думаю про это, мне становится плохо, будто у меня не одно, а семь сердец; и в правой части груди, и в середине и в животе и в шее. И все чувствуют, болят, стонут, томясь в предвкушении вечного не исчезновения.

                         Из дома не выходил, но по телефону разговаривал с пятью людьми. Первой мне позвонила старшая двоюродная сестра Оля. Она звонила из больницы, поговорили. Сказала, что перезвонит позже. Вешаю трубку, и через несколько секунд звонок, думаю – ну наверное она. Слушаю, - это другая моя двоюродная сестра – младшая – Оля. Они не договариваясь друг с другом, звонили мне. 

                         Звонил Сергею Преображенскому, он ищет решение дипломной работы – пока в задумках. Его тема - «Арлекин и Пьеро.» Звонил Рите, она всё ещё болеет, уже давно, грипп по прежнему свирепствует. Сказал ей, что бы она не выходила никуда и берегла себя, ведь она такая маленькая, хрупкая. Звонил Салии, она как всегда занята, говорили мало. Она стала какая то другая, чувствую, она ко мне плохо относится. Но мне это почти безразлично.

                        Я хочу Риту - она типаж моей любимой девушки; маленькая, худенькая, стройная. У неё красивая фигура: ножки, попка, талия, шея, длинные, распущенные волосы как у русалки. Крупный рот с чувственными губами.

                        Всё что создано, то было придумано и является продуктом деятельности. Если допустить существование Бога, то значит – Он сотворил людей, способных думать и производить что либо. Если люди научатся делать что-то, что могло производить, что-то, что могло в свою очередь производить ещё что-то, то люди, в этой цепи, относительно, становятся богами.

                        Найти, найти. Найти! Найти!!! Главное, что я должен - написать свои картины. Они должны выглядеть сверх–грандиозно. Они должны стать  необходимыми для зрителей. Они должны поставить меня в ранг не исчезновения на многие столетия в этом мире.

Понедельник. 27 января 1997 год. 11.23.

                       Завершил свою работу, где люди тянут шар. Сегодня я её ещё писал с утра. Ничего не ел, о еде забыв, писал завершающие стадии в картине – лессировки. Эта стадия необходима в картине, для того что бы создать ощущение воздуха и пространства.

                       Рабочее название картины «Жизнь», время написания – с конца декабря 1996 года по конец января 1997 года. Размер 72,8х76,2см. Небо написано за один приём, оно безоблачное, полуденное. Ото всей конструкции, на почву падает тень, тень тоже написана за один приём и по утверждению Корсакова – она очень удалась. Земля имеет цвет песочно-кожаный. Труднее всего было писать шар, но он мне удался – мне даже удалось создать ощущение фактуры яичной скорлупы. Работа удалась, на неё можно смотреть часами, не есть,  не пить и жить.

                      На эту картину было истрачено минимум красок. Обычно на такой размер уходит два, а у некоторых художников и четыре тюбика белил. Я потратил всего половину тюбика. В картине краски светлые, радостные, и у всех разные впечатления от неё – но есть одно общее – восхищение. Не важно, что каждый из зрителей думает о смысле этой работы, важно – что она увлекает, интригует.

                      Скажу по секрету, - я писал апокалипсис, а получилась жизнь. Смотрящие на работу, говорят: «Шар – это Земля, люди тянущие канаты – вращают жизнь.» Знаю, из-за чего это получилось – из-за цвета и освещённости. Если бы я написал эту картину в суровых цветах; багровых, изумрудных, тёмных, то она стала бы концом света. Но в моей картине люди одумались, они не будут делать неправильных шагов в сторону пропасти. Они будут удерживать равновесие, помогать миру и добру.

                      Идут часы, из-за большого количества масла в лессировке – она потекла. Постоянно подтираю капли. Наконец я додумываюсь положить картину в горизонтальное положение. Но в этот миг кот прыгает на поверхность картины. Сбрасываю его, одновременно запомнив, где были его лапы. Рассматриваю, не попортил ли он живопись, нет – всё хорошо.

                       К моим композициям почему-то постоянно тянет всякую живность: котов, комаров, птиц, мух, ос, моль. Комары усаживаются на нарисованные тела, думая, что смогут напиться кровушки. Однажды, написав пол в клеточку в композиции «Лунная игра», и сделал великолепную растяжку цвета и тона, «вылизал» каждый квадратик, миллиметр, оставил эту картину на столе. Придя из училища, я был пронзён миллионом вольт до мозга костей – все клеточки были смазаны, превращены в нарочитый импрессионизм. Кто же был виновен? - Опять кот! Он решил прилечь на нарисованных мной клеточках пола, отдохнуть. Потом он ещё долго бегал с отпечатанными клеточками на боку, словно специальное кошачье такси.

                         Наконец то сегодня прибрался в комнате, убрал лишний хлам с глаз долой, очистил стол от многого ненужного. Повесил на стену мои почетные грамоты и благодарственные письма. Одной из почетных грамот была грамота за лучшую работу на выставке «Я рисую мир». Это было моё первое участие в выставке в 1989 году. На выставке была представлена моя работа «Пьеро» в технике графики. Я его нарисовал, когда мне было 11 лет – в 1998 году. Так получилось, что с 12 лет я выставляюсь на Областных выставках. 27 января 1996 года впервые моя картина публикуется в газете, это была картина «Ребёнок во времени», но ни слова обо мне. Я не обижен, ведь с 19 лет меня печатают в газетах. Материального блага это пока не приносит. Всё держится лишь на моей мании стать великим художником.

                           Чем больше ощущение собственного таланта, тем меньше чувство принадлежности самому себе.

                           Дочитал дневник Сальвадора Дали, в конце он пишет, что будущее за Возрождением и что он является его предтечей. Возрождение это я. Новый стиль – это я. Скоро мне не понадобятся костыли моего творческого папы – Дали. Если Бог даст мне жизнь, я дам Миру Новое в искусстве, и посвящу этому всю свою жизнь.

                          Моё артериальное давление 175/95, чувствую, как бьётся сердце, волнуюсь, пульс 96 ударов. В груди будто паровоз.

Вторник, 28 января 1997 год. 12.50

                          Жизнь – то прошлое, настоящее и будущее. Эти три этапа можно сравнить с пищеварением. Прошлое – переваренные остатки пищи, настоящее – то, что мы едим и от чего ощущаем вкус, будущее – то что лежит на обеденном столе. Всё что уже вышло из человека, является прошлым, и лишь одно – будущим – вышедший новый человек, то есть – рождённый ребёнок.

                           В училище по прежнему карантин. Сижу дома. Просматриваю журналы с иллюстрациями картин старых мастеров. Ещё не совсем здоров, горло болит, голова болит, беспокоит левый висок, иногда покалывает.

                           Сон. Трое и среди них я. Входим в храм. Каждый из нас должен установить по маленькому манекену в оконных проёмах. Оказываюсь в одном из оконных проёмов. Смотрю вниз, вижу огромную высоту. Боюсь упасть, ощущаю всем существом, что это не сон; - один шаг в сторону и я разобьюсь. Меня это пугает, роняю куклу, улетая она превращается в матрёшку. Пытаюсь выбраться, дёргаю за шпингалет, оказываюсь внизу. Другие два персонажа уходят. Там, где должны были стоять три фигуры – стоят две, в середине и слева, в середине – мужчина, слева – женщина, они подняли и сцепили руки.

                          Иду по холмику летним полднем, предо мною дверь, которую я всегда боялся открыть, и никогда не открывал. Но тут без чувства преодоления, открываю её и прохожу. За моей спиной, подобно рюкзаку прикреплена моя картина «Жизнь.» Вышел с картиной из-за дверей. Предо мною большой холм с булыжной мостовой. Он весь будто испахан, чернозём рыхлый. На мостовой стоит Успенский собор Рязани. Прямо на меня светит Солнце. В тени храма скрываются знакомые мне художники. Они пишут, раскрыв свои этюдники. Пытаюсь залезть к ним, но не могу. Холм встаёт передо мной непреодолимым препятствием. Сверху мне улыбается мой учитель из художественной школы – Черёмин Валерий Эрикович. Сверху в свете яркого Солнца на меня летят кусочки конфетти. Вижу, Черёмин стоит уже на дороге у белой стены и зовёт меня.

Подхожу к нему, сверху спускается ещё один Черёмин, но я знаю, что у него душа Корсакова. Два моих учителя. Два моих живописных папы. Идём вдоль дороги.

                         Сюжет, который предшествовал этим двум. В училище на вахте. Из-за дверей появляется кто-то, кто-то очень знакомый. Лица её не разобрать, на голове – большая пушистая кроличья шапка. Знаю что это Сурья Осинина. Подхожу к ней, помогаю раздеться. Пытаюсь разглядеть её лицо, но оно виднеется словно сквозь размытое стекло. Спрашиваю «Чем сейчас занимаешься?» Она «сексом.» Я не понял, - она никогда ни слова не говорила о сексе, была вся в тайне и загадке, в видимом целомудрии. Переспрашиваю, опять получаю «Сексом.» Она проходит в холл, садится перед прозрачным багровым столом, светящимся откуда-то снизу. На столе бокалы с вином. Вдоль стола стоят тёмные силуэты людей. Меня не интересуют силуэты. Меня увлекает Сурья. Я ей поклоняюсь. Она сидит, я становлюсь перед ней на колени и кладу свою голову ей на коленочку. Ощущаю тепло её ног, особенно между ног. Чувствую щекой и губами - на её ножках одеты чулки «сеточка.» Целую её бёдра, сжимаю их руками. При этом, задавая ей какие-то глупые вопросы. Думаю, что этим отвлеку её. Подобно доктору, осматривающему больную, когда он задаёт ей посторонние вопросы, что бы отвлечь от боли причиняемой пальцами, ощупывающими орган. Так и я. Только разница в том, что я не доктор, а она не больная. Но её орган я очень хотел ощупать. Чувствую со своей стороны очень сильное возбуждение. Она была как богиня. Мне хотелось с ней заняться сексом, об этом я думаю всё время, без перерывов – и наяву и во сне.

                         Оточил идею в набросках той темы, где я стою с Сурьёй. Теперь эскиз выглядит следующим образом: формат картины вытянут по вертикали, мы изображены в полный рост, абсолютно голые. Моё мощное, мускулистое тело контрастирует со стройным и прекрасным тельцем Сурьи. Но мы смотримся гармонично. По обеим сторонам композиции стоят красные колонны. Над нами архитектурный свод. На горизонте - холмы и деревья. Я нашел пластическое решение линий тел девушки и мужчины. Линии девушки хрупкие, певучие. Мужчины – мощные нерушимые. Этот эскиз – не задание Виктора Корсакова. Это моё решение творческой работы. Если буду писать эту картину, то нужно как следует отточить рисунок фигур, сделать его как можно ближе к реальному, удачно передать фактуру кожи, распределение света, полутени, теней, попытаться передать эффект сфумато.

                             Татуировки, что я вытравил в августе, исчезли полностью. Вместо них - тёмно-красные пятна. Я в тех местах сжёг кислотой кожу полностью – до мяса. Коже не из чего было восстанавливаться, поэтому раны затягивались по кругу. Сужаясь, они заросли за четыре месяца.

Среда 29 января 1997 год. 12.40.

                             Вот уже целый месяц творческих поисков, месяц активно и постоянно думал о творчестве – что это будет, как это будет? Два решения, две разработки к холстам уже есть. Теперь спокойствие, можно отдохнуть душе. Когда душа активно трудится и страдает, это отражается на теле – оно худеет. Теперь у меня на время есть уже разработанные идеи, осталось исполнить, можно и расслабиться, не терзать себя мыслями – что дальше? Вроде уже прошиб гранитную стену незнания и спокойствие должно наступить. Но нет! Нет!!! Я хочу и готов думать дальше, лишь бы хватило времени и возможностей.

                            Картина «Жизнь» - пройденный этап. Мне дальше и смотреть на неё не охота – насмотрелся. Целый месяц смотрел и смотрел, по нескольку часов в день. Теперь уже не интересно.

                            Подолгу смотрю на картины Рафаэля, самое ценное в них то, что нельзя ничего ни прибавить не убавить, как в деталях, так в цвете и тоне. В них весь мир – нераздельный, цельный, в нём спокойствие, вечность.

Четверг, 30 января 1997 год. 23.55.

                           Сегодня был предмет композиции. Корсаков начинает диктовать сугубо свои личные идеи, порой буквально, взяв авторучку, на листе бумаги, объясняет мне что и как я должен нарисовать в композиции.

                           В моих зарисовках нет ничего необдуманного, каждая деталь несёт в себе значение. Корсаков мне объясняет, что нельзя увлекаться деталями, что такого не должно быть, но не приводит никаких аргументов в защиту своего утверждения. Так я пришел к другим учителям: Рафаэлю, Вермееру, Веласкесу, Микеланджело. Каждый из них ценен, и каждый в чем-то своём.

                           Почему моя борода так нравится девушкам? Особенно, когда я их целую. Они с восторгом говорят «Так колется!» Восторг и радость доставляю я женщинам, так хотелось, что бы они меня тоже порадовали.

                           Мне очень нравится одна девушка – Таня Евстегнеева, она учится со мной в одной группе Рязанского художественного училища. Я давно её приметил, уже с осени 1996 года. Она напоминает мне мою любовь – Лину Бауэр. У Тани длинные густые, светлые, натуральные волосы. У неё очень интересное лицо, мне нравится это море обаяния, красивые брови и улыбка, прямые, великолепные жемчужные зубы. Глаза – два синих озера. Но это не самое главное, главное, что меня привлекло в первую очередь, это одна из частей её тела – ножки. Особенно бёдра, попка. Очень красивое соединение талии с попой и бёдрами. Мой глаз – рентген, сразу снимает с неё обтягивающие джинсы и трусики. Любуюсь её красотой, как она движется. Движение бёдер, ягодиц, животика  - это главное в ней, она бы мне очень подошла.

                            Но есть такие девушки, со слов и по взгляду которых можно подумать, что она хочет с тобой переспать. Когда ты потащишь её в постель, она сильно возмущённая, заявит, что имела ввиду например - жаренные креветки, а не секс. Так у меня было с Сурьёй - она томно и долго смотрела на меня (несколько недель), стреляла глазками, потом в разговоре  шутила со мной, хихикала с какой-то сальностью и полупрозрачными намёками. А когда я стал её обжимать и настаивать на близости, она очень сильно возмутилась и сказала, что я её не правильно понял… Что она имела ввиду - дружбу.

                            Мой совет вам, девушки, не морочьте голову парням. Если вы долго смотрите на парня, особенно в течении нескольких дней, то у него ничего кроме мысли о сексе с вами не возникнет (если конечно вы не дурны собой.) И никак по другому парень не трактует ваше сальное хихиканье и масляный ваш взгляд при разговоре с ним, как предложение жаркого секса. Девушки, не морочьте парням голову!

                             Уже 31 января, уже 37 минут, и уже сегодня состоится контрольная по законодательству, а я ничего не учил. Историк, его уроки тормозят и мешают моей творческой жизни. Я имею ввиду – Бориса Витальевича Сафронова. Но есть у нас другой историк – искусствовед – Урманов Станислав Ибрагимович – это чудный чертик. Таких ещё свет не видывал, очень любопытный экземпляр, он наверное сюрреалист.

                             Не считаю себя сюрреалистом, это течение в искусстве – лишь моё детство, - мои подгузники. Я – новое направление в искусстве, новый стиль!!!

Пятница, 31 января 1997 года. 23.12.

                             Вот и январь пролетел, ещё несколько минут – и февраль. С январём у меня только одно воспоминание – много знакомств с девушками. Наблюдается какая-то тенденция – к концу января – знакомство, и новые любовные романы. Я проявляю свою любовь зимой. Так и в этот год шло к тому. Но я отказался в пользу творчества.

С удивлением узнал, что размер картин Рафаэля очень маленький всего 17х17 сантиметров некоторые из картин. Так мало! Но так велико!!! В таком малюсеньком окошке он со всей полнотой отобразил весь Мир!!!

                            Сегодня разлиновал на квадратики эскиз и холст к картине, где буду изображен я и Сурья – обнаженные.

                             Устал, но в душе умиротворение и спокойствие. Буд-то постоянная медитация. Шел мягкий, лёгкий снег, я шел по любимой улице, в душе мир, ясность. Творческое пылание.

Суббота, 1 февраля 1997 год.

                             С двенадцати часов до пяти вечера я переводил эскиз картины «Воспоминание о зимнем периоде в любви» (я с Сурьёй) на холст. За это время я полностью перенёс рисунок и стёр клетки. Теперь нужны уточнения и более грамотный рисунок – особенно анатомический, с соблюдением пропорций тел. Сейчас не совсем доволен рисунком, так, например мне кажется, что я нарисовал себе слишком длинные руки. Они очень мощные. Хоть это и подходит к смыслу картины, но не грамотно по пропорциям. Пытался уже построить рисунок голов с соблюдением портретного сходства. Большие сложности портретного сходства женского персонажа. Лицо девушки будет Сурьи.

                             Сегодня мне приснился странный сон. Еду домой в сторону юга на автобусе. Еду в очередной раз, и вдруг автобус превращается в поезд, он скользит по рельсам. Затем, поезд превращается в красивый паровоз, с дымящейся трубой. Еду и знаю, что паровоз должен скоро остановиться. Проезжаю мимо разных комбинатов, построек, освещённых тихим, прозрачным вечерним светом. Вокруг поля с травой. Холмы волнами вздымаются на фоне медового неба. На холмах люди, меж холмов – пруды с тихой водой. Поезд мчится всё дальше. Мне давно нужно было выйти. Через несколько минут, паровоз врежется в автомобиль. Выбрасываюсь из металлического гиганта, больно приземляюсь боком в тёплую весеннюю лужу. Немного приподнимаюсь на правой руке. Паровоз останавливается вместе с автомобилем, не коснувшись друг друга. Из них вышли люди и смотрят на меня. Хочу что бы у них родилось ко мне чувство жалости. Для этого я не вылезаю из лужи. Предо мною куст прозрачного шиповника и асфальтовая дорожка. По ней, мне на встречу бежит маленькая белая мордастая собачка. Подбежав ко мне, она посмотрела мне в глаза и лизнула в щеку и нос. Затем она подошла сзади, я оглянулся, что бы посмотреть на неё, увидел и подумал «Маленькая, белая, мордастая собачонка.»

                             Поздно вечером в течении полутора часов работал над холстом «Воспоминание о зимнем периоде в любви». Исправил слишком длинную и тонкую руку. Я стоял перед большим зеркалом раздетый, рядом был холст, я переносил на него свои пропорции. Был очень удивлён, что я нарисовал себе слишком тонкие руки, ноги и шею – у меня они гораздо толще. Взялся исправлять. Вначале даже рука не поднималась, что бы изобразить такую громадину. Пересилил себя и всё тщательно промерил в натуре и на холсте, вырисовал истинные контуры моего тела.

                    

Воскресенье, 2 февраля 1997 год.

                             Начал живописный процесс в картине «Воспоминание о зимнем периоде в любви». Делаю гризайль. Для этого взял феодосийскую коричневую, марс коричневый светлый и цинковые белила. Успел за сегодня немного, написал: небо, колонны, пол. Очень понравилось писать в технике гризайль. Получается очень красиво – классически цельно. Глаз радуется. А я ведь ещё не писал тела. Звонил Преображенскому, попросил его принести завтра портрет Сурьи, нарисованный им. Мне он нужен для моей композиции.

                           Живопись не должна быть однообразной. Если художник нашел свой стиль это прекрасно и ужасно одновременно. Так как найдя свой стиль, свою форму, у художника есть опасность эксплуатировать находку да конца своей жизни, не ища ничего дальше. Если художник ничего не ищет, то он трупп в искусстве – подражание – низшая ступень творчества, не зависимо от того, подражаешь ли ты другому художнику или самому себе. Если же автору удастся внутри своего стиля создать этапы, периоды, изменять и трансформировать направление, то тогда этот художник высшей пробы.

Вторник, 4  февраля 1997 год.

Наслоение альтернативной реальности:

                           Странный случай произошел недавно, когда я звонил Салийе и мы разговаривали с ней. Я решил рассказать ей о методе Сальвадора Дали по вспоминанию сновидений. Дали рекомендует за час до пробуждения, что бы прислуга полила подушку, на которой спит желающий вспомнить сны, духами. Проснувшись и понюхав парфюм, человек обязательно вспомнит свой сон. Не успел я ей сказать об этом, как Салийя заявила: «Да, я знаю, ты мне об этом уже говорил.» Я отлично помню, что я не говорил ей этого. Мы долго спорили. Она утверждала, что я говорил ей это давно, ещё до её отъезда в США.

                           Всегда знаю все свои сказанные мысли и уверен, что не говорил ей того. Объясняю это явлением наслоения одной реальности на другую.

                           Ещё один странный случай. Сегодня у меня разошлась молния на сапоге, и мне было тяжело ходить. Сказал об этом в своей группе РХУ. Девушки сразу посоветовали заколоть расстёгнутый сапог булавкой, одна из студенток протянула мне свою булавку, я не взял. Домой так пошел. Придя домой снял сапоги. Переоделся. Мама сказала «Ой, от куда это здесь булавка?» Я посмотрел на пол и увидел, что рядом с сапогом, что не закрывался, на полу лежала булавка. Знаю точно, что булавки я не брал. Вот второй пример наслоения одной реальности на другую. 

                          Вчера решил шокировать людей в РХУ. На большой перемене, длящейся с 12.00 по 13.00 я отдыхал с девчонками в мастерской. Попросил их накрасить меня – наложить макияж. Лариса Лелекова накрасила мне брови, наложила тени. Даша Симкина накрасила мне губы, отметив, что меня очень красивый абрис губ, особенно верхней. Процесс нанесения макияжа был завершен. Рита сказала, почему-то с какой то интонацией зависти: «Вот на таких девок мужики и клюют в первую очередь.»

                          Я пошел в фойе и наблюдал за реакцией людей, видевших меня. Если определять в процентах по разному реагирующих, можно распределить их так: 70% - реакция положительная, 20% - удивление и нейтральность, 10% - крайне отрицательная реакция. Среди положительной реакции, люди говорили следующее: «Тебе очень идёт! Классно! Ты кукла! Ты мне очень нравишься!!!» Это говорили девушки. Средняя реакция – это пацаны. Они стояли и молчали, долго не отводя взгляд, девушки улыбались. Отрицательная реакция, говорили «Ужас! Ужасно!!!» «Я говорю тебе, дура ты дура!» Самая отрицательная реакция у парня – он начал ко мне клеиться, пришлось его отшить по серьёзному. Он замолчал и больше ничего не говорил, меланхолически загрустив.

                          Сегодня я шокировал всех другим – я закурил (пишу слово «закурил», и по телевизору произнесли «У тебя закурить есть?») Итак, я закурил, меня увидела Рита и запретила мне курить. Я повиновался и отдал ей пачку «Космоса» - она иногда курит. Рита – стройная косуля. Очень хочу её.

Среда, 5 февраля 1997 год, 21.55.

                       Очень много учебы, стал серьёзнее относиться к ней, последний портрет по живописи, законченный сегодня мною, считаю лучшим из моих портретов. Сил не осталось. Корсаков на уроках живописи говорит мне о художниках Высокого Возрождения. Откуда он узнал, что я ими очень увлечен?

                        Бороду не брею, девушкам очень нравится. Они говорят «Ты стал такой красивый!»

                        Наконец-то досмотрел альбом Сальвадора Дали. Видел к чему он пришел к концу своей творческой жизни. Он пытался соединить сюрреализм с Возрождением и ещё не известно с чем. Но такое ощущение, что он абсолютно выдохся и не знал, что дальше делать. Это видно по произведениям восьмидесятых годов.

                         Сегодня окончательно пришел к выводу о правоте моей идеи синтеза карикатуры (тематически) и реалистической живописи (стилистически). Смысл стиля – содержание картины должно быть карикатурным, исполнение же должно быть академическим. Первой картиной в этом стиле является «Жизнь». Задумка этого стиля в 1995 году.

Четверг, 6 февраля 1997 год. 21.15

                          Сегодня был урок по композиции. Корсаков видел мою разработку эскиза в цвете – я её сделал специально для него. Он её одобрил. Потом он послал меня на лестницу Рязанского художественного училища, что бы я порисовал её с натуры в карандаше. Лестница очень интересная, на её ступенях стоит дата 1876, тогда в этом здании была женская гимназия. Пошел, рисую. Студенты собрались вокруг меня – уже целая толпа. Со стороны можно было подумать, что там что-то продают, или показывают неведомую зверюшку.

                         Вдруг из толпы вырывается: «Ты хочешь писать автопортрет с огурцами?» Я ошеломлён – и в мыслях этого не было. Переспрашиваю и в недоумении смотрю на сказавшего это. Потом выясняется: Корсаков, оказывается, просматривая работы четвёртого курса, готовившегося к защите диплома, и видя их эскизные разработки, сказал им «Что вы делаете какую-то ерунду? Вот, Акиндинов уже пишет диплом «Автопортрет с огурцами!»

                         Об этом мне рассказала Юля Шнырова и Салия Алоева. Я в недоумении. Потом все немного разошлись. Периодически ко мне подходил Виктор Корсаков, сказал, что я рисую лестницу не с того места, показав, что нужно встать на середине лестницы. Он подробно объяснил мне, что нужно изобразить, с какой точки и где должен быть изображен я и другие персонажи. Я взял стул, установил его на середине лестницы – он естественно встал под углом тридцать градусов, пришлось сидеть наискосок, поставив ножки стула на разные ступеньки.         

                        Одиночество моё длилось недолго, ко мне пришла Салия. Мне было хорошо с ней. Когда она подошла ко мне близко и касалась меня своими бёдрами, мне хотелось её. Я обнимал и гладил её ножки. Она была совсем не против, когда я до конца, вверх провёл ладонью по внутренней стороне её бедра, поднявшись и прикоснувшись к заветному месту. Но она меня одёрнула, когда по лестнице побежали студентки в коротких, лёгких юбках, сверкая своими гладкими, словно мраморными ножками. Они увлекли мой взгляд - Салия заметила это.

                       Корсаков тоже постоянно пробегал по лестнице, но обычными ножками. То вверх, то вниз. Салия уже не дёргала меня, но зачем-то ему сказала, что мне не нравится его задание. Зачем она это сделала, она «посадила меня в лужу.» Пришлось сразу же оправдываться перед учителем, сказав, что я уже заинтересовался его темой и решением композиции.

                       Подарил Салийе небольшой рисунок, где изобразил свои ассоциации после сна. Ей рисунок понравился, она вцепилась в него своим взглядом, забыв про меня. Подписал его «Ассоциации сна Салии - от Алексея.» Она подарила мне три тюбика красок, среди которых была очень ценная для меня «Севанская зелёная.» Зная, что ей нужны тоже краски, порылся у себя дома и нашел нужные ей, она хочет написать композицию с Мефистофелем.

                       Сегодня мало времени уделял Рите. Вошедши в мастерскую, застал её очень грустной. Позвал её, попросил, что бы она села мне на колени. Она обычно садилась ко мне на колени, теперь отказалась, сказав, что бы я не развращал всех. Она сделала акцент на слове всех, повторила его дважды, с укором и с обидой посмотрела на меня. Может быть она что то видела? Может ей кто то сказал про меня с Салиёй?

                       Был содержательный разговор у меня с Татьяной Евстегнеевой. Говорили мы с ней об искусстве, о моём и её творчестве. Вокруг нас в мастерской сидели однокурсницы и желали к нам присоединиться, но мы никого не пускали в свой круг общения.

bottom